Письмо ни от кого

На розыск дерзких грабителей были брошены лучшие сыщики городского УВД. Через неделю после совершения преступления виновные были задержаны, шапка изъята. В понедельник мать и дочь Окоповы приехали в наше УВД опознать и забрать похищенное имущество. С надменным лицом супруга прокурора взяла со стола следователя шапку и тут же швырнула ее назад. От головного убора исходил стойкий запах мочи. Дочь прокурора заплакала, а мать строго спросила:

– Что это?

Следователь и оперативный работник недоуменно переглянулись:

– Это ваша шапка.

– Я вижу, что это наша шапка. Почему от нее так воняет?

– А мы-то откуда знаем? – хором ответили милиционеры. – Ваша шапка, к нам-то какие вопросы?

– Я этого так не оставлю, – заявила супруга прокурора и помчалась жаловаться мужу.

Окопов, узнав о порче имущества, позвонил начальнику городского УВД, потребовал провести служебную проверку и выявить виновных.

– Владимир Николаевич, – жестко ответил зарвавшемуся прокурору Большаков, – вы отдаете себе отчет, в чем обвиняете моих сотрудников? Я никакого служебного расследования проводить не буду. У меня в уголовном розыске тридцать процентов личного состава – члены партии, остальные – комсомольцы. Это я им должен вопросы задавать, отчего от вашей дочери мочой пахнет? (На последовавшем разбирательстве в горкоме партии и областном УВД Большаков пояснил, что в разговоре с прокурором он оговорился и оскорбить Надю Окопову не хотел.)

– От моей дочери пахнет? – задохнулся от гнева отец потерпевшей. – Я вижу, вы совсем обнаглели. Забыли про «бронированные мундиры»? Я вам про них напомню.

В ночь с понедельника на вторник в кабинет Окопова на втором этаже прокуратуры влетела бутылка с запиской: «Окоп, пора тебе поплатиться за наших братьев. Белая стрела».

Прокурор Центрального района отнесся к выходке с запиской очень серьезно. Он велел застеклить разбитую раму, передал все дела заместителю и отправился с семьей в краткосрочный отпуск к родственникам в Куйбышевскую область.

Меня история с шапкой не коснулась никоим образом: розыском грабителей занимались оперативники Клементьева, а в понедельник, когда скандал только набирал силу, я закупал спиртное для проверяющих. Вернувшись в УВД с двумя ящиками водки, я нашел на своем столе послание от Айдара: «Звонил какой-то Сергей Игнатьевич, просил связаться с ним».

Усмехнувшись, я исправил отчество с «Игнатьевич» на «Игнатович». Обладатель этого редкого отчества считал оскорблением, когда к нему обращались «Игнатьевич».

Поразмыслив, когда и как мне перезвонить Сергею Игнатовичу, я решил, что лучше всего это сделать в присутствии Малышева.

В кабинете начальника городского уголовного розыска летали громы и молнии, эпопея с оскверненным головным убором набирала обороты.

– Ты знаешь, как на меня сейчас орал Большаков? – спрашивал у Клементьева Николай Алексеевич. – Мать его, он все нецензурные выражения собрал, когда мне про шапку высказывал.

– Почему сразу же мы? – вяло парировал Клементьев. – Грабители могли для прикола помочиться.

– Грабителям и в бредовом сне бы на ум не пришло шапку портить. Они для чего свободой рисковали? Чтобы нассать в нее и друг перед другом покуражиться? А если бы это была дочь какого-нибудь слесаря? В чем кураж тогда, не объяснишь?

Заметив меня, Малышев спросил:

– Купил водку? Денег хватило?

– Все сделал! – отрапортовал я. – Позвольте воспользоваться вашим телефоном, Николай Алексеевич.

Малышев, нахмурившись, показал мне на аппарат. Даю гарантию: и он, и Клементьев одновременно подумали: «Здесь что-то не так, у него же свой телефон есть».

Я набрал номер. После пары гудков мне ответил мужской хриплый прокуренный голос:

– Да!

– Это Андрей Лаптев. Мне Сергея Игнатовича, – попросил я.

Краем глаза я наслаждался, наблюдая за реакцией коллег. У Клементьева после упоминания отчества «Игнатович» на лбу появилась решительная складка, словно он не увидел своей фамилии в ведомости на получку, а Малышев просто замер посреди кабинета – ни дать, ни взять грибник, натолкнувшийся на узкой тропинке на змею.

– Кафе «Летучая мышь», сегодня в девять вечера, – назначил мне встречу тот же голос.

– Не пойдет! – не задумываясь, выпалил я. – Кафе «Встреча», сегодня в шесть часов.

– Он занят будет, – прохрипел собеседник.

Я не стал дослушивать его и положил трубку.

– Я не ослышался, – осторожно спросил Малышев, – ты Почемучке стрелку забил?

– Это он мне встретиться предлагает, – возразил я.

– Во дела! – выдохнул Клементьев. – Со мной он даже разговаривать не стал.

– Это не он был, – сказал я, кивая на аппарат. – Почемучка сам по телефону не отвечает.

– Зачем он тебе встретиться предлагает? – спросил сбитый с толку Малышев.

– Хочет спросить, чем лучше огород засаживать: хреном или редькой.

– Ты язычок-то попридержи, – поставил меня на место начальник. – В другом месте свое остроумие показывать будешь.

– Я никуда не поеду, – «обидевшись», заявил я.

– Ты по делам с ним нигде не пересекался? – спросил Клементьев.