Письмо в Лабиринт (СИ)

Я знаю, что если вынуть кол, то в груди образуется дыра, гравий рассыплется, и всё кончится. Единственное, чего я хочу – чтобы кол вынули. Что это за шутки? Так будет теперь всегда? «Я не хочу, – прошу я их. – Прекратите. Вытащите это».

Но у них другие планы.

Иногда я слышу голос. Не каждый раз, но бывает, что от этого голоса Рыжий неохотно выпускает кол. «Вот так, – киваю я, – а лучше совсем отпустите». Я пытаюсь вспомнить, где я слышал этот голос, звонкий, бестрепетный, отчетливый до последней буквы. Он меняется: то становится высоким и мелодичным, как свист птиц весной, то холодным, как звяканье льдинок в стакане; то вдруг начинает спотыкаться и картавить. Но почти всегда, когда я слышу этот голос, мне становится легче. Я понимаю и слова. Но они сразу уходят из моей памяти. Или это разные голоса?..

Но они сразу уходят. Слишком быстро уходят.

И человек с колом снова начинает свою нудную работу.

Однажды тихий беззаботный голос в очередной раз пришел – и больше не отпустил меня. Я понял, что не стою, а лежу, и меня сразу оставил навязчивый бред про Моргана и Рыжего. Я даже понял, что это был бред, хотя боль не стала слабее. Но время снова шло для меня, и иногда боль стала уходить, и в такие моменты я мог даже заснуть. Снова приходя в себя от боли, я иногда спрашивал себя: так я всё еще жив? Это было что-то новенькое, раньше такого вопроса у меня не возникало. И сразу я снова засыпал. Мне снилась птица в яблоневом саду, маленькая птичка зяблик: она сидела, поклёвывая ветку, и прекрасные слова, которые она произносила, тут же уходили у меня из памяти.

Как это может быть, что я еще жив?

Голоса. Я прихожу в себя от голосов и снова засыпаю. Так они мне не снятся? Теперь мне ясно, что это разные голоса. Теперь я понимаю, что большинство из них – знакомые. Первым в моей голове всплывает женский голос, очень тихий и, как обычно, слышный до последней буквы. Как обычно? Я знаю этот голос, я это помню точно. Откуда я знаю его? От его звуков мое помутневшее сознание заметно проясняется.

Потом я идентифицирую Моргана и Баламута. (Это не снится мне?) И вот еще один голос – детский, решительно картавящий. Это Малыш. Еще один женский, холодный голос, твердый, как глуховатое позвякивание льда в стакане с водой. А вот – птичка зяблик. Откуда я знаю их?.. А вот этот голос я точно никогда не слышал: он низкий, и по нему, как пламя по абсенту, иногда пробегает цыганская опасная хрипотца.

Иногда к этим голосам прибавляется много других, совершенно незнакомых, как будто в дом приходит толпа гостей. Но они не мешают мне, наоборот, после каждого такого посещения что-то происходит, и я сплю, и мысли приходят уже связными, и бред отступает на границы сознания. Я засыпаю.

2.

Птичка зяблик (хлопнула дверь):

– Перекидываться опасно. Достаточно посмотреть хоть вон на вашего этого Пса.

Голова у меня на удивление ясная, но ни двигаться, ни даже открыть глаза я по-прежнему не могу.

Шаги нескольких пар осторожных ног. Морган (довольно близко):

– Верно ведь? О чем мы ему и талдычим вот уже три года. Туда-то ты перекинешься, а вот обратно – вопрос!

Рыжий (нетерпеливо):

– Нет никакого вопроса. Как по мне, так это с вами – большой вопрос. Иметь такую возможность и ни разу не попробовать! И, главное, они называют себя свободными!

Морган (совсем близко):

– Вот так вот он оправдывает и наркотики, и, – он запнулся, – другие вещи. Можешь это себе представить?

Птичка зяблик:

– Тс-с.

Они замолкают. Что-то громко шуршит и передвигается.

– Ну как? – приглушенно спрашивает Рыжий прямо надо мной.

– Без неожиданностей, – отвечает птичка зяблик. – Его еще нет здесь.

Я здесь, думаю я и засыпаю.

...Тихий отчетливый голос (издалека, как в другой комнате, дверь в которую открыта):

– Не беспокойтесь. Я теперь смело могу сказать, что рану мы запечатали хорошо. Главное теперь – последовательно проводить терапию, чтобы стенки прижились. Сейчас только от нас зависит, скоро ли состояние стабилизируется. И не будет ли после этого... поражения функций.

Морган (басит издалека):

– В смысле – поражения функций?

– Сможет ли он нормально ходить и говорить.

Рыжий (испуганно):

– Как! Здесь же нет инвалидов!

В тихом голосе – грусть:

– Ты ошибаешься. Но уверена, что тебе не захочется это проверять... Нам повезло, что ему стреляли не в голову. Иначе ничего сделать было бы нельзя.

Рыжий, издевательски:

– Вот уж точно – повезло!

– Повезло, – говорит издалека Морган. – Исполнитель перестраховался.

Баламут:

– Да он промахнулся просто, наверное!

– Не, – говорит Морган. – Это был профессионал. Движущийся объект. Быстро движущийся стрелок. Ночь, плохая видимость. Первый выстрел – чтобы остановить цель, а второй – контрольный, в голову. Он же не мог видеть, что второго выстрела не получится. Я бы и сам так же стрелял.

Пауза. Рыжий, помолчав, с удовольствием:

– Я так и представляю себе лицо этого стрелка, когда он увидел наше исчезновение на пустом месте!