Письмовник, или Страсть к каллиграфии

Живет моя зазноба в высоком терему;В высокий этот терем нет ходу никому;Но я нежданным гостем — настанет только ночь —К желанной во светлицу пожаловать не прочь!Без шапки-невидимки пройду я в гости к ней!Была бы только ночка сегодня потемней!..

М. И. Ожегов (1860 — неизв.)

Меж крутых бережковВолга-речка течет,А на ней по волнамЛегка лодка плывет…

А. Н. Будищев (1866–1916)

Только вечер затеплится синий, Только звезды зажгут небесаИ черемух серебряных иней

Уберет жемчугами роса…

Видишь, какой «песенник» получается, так и просится, чтобы его издали, внимательнее поискав в прошлом веке да дополнив песнями наших дней — из Прокофьева, Корнилова, Исаковского, Фатьянова, Матусовского, Бокова, тем, что уже так же глубоко ушло в народ, как и «Славное море — священный Байкал», «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина…», «То не ветер ветку клонит…» или «На побывку едет молодой моряк…»

И не просто издали, но м нотами снабдили, может быть, и краткими справками об авторах, поскольку о некоторых из поэтов, выше процитированных, я так ничего и не смог узнать — только даты жизни…

Вот это и есть проявление настоящего творческого поведения и истинной щедрости души — отдал с себя последнюю рубаху! Когда даже и года рождения, и года твоей смерти не знают, когда вообще ничего о тебе не знают, зато песня твоя живет и будет жить, доколе будет жива душа русская, доколе не отобьют у нее окончательно желание выразиться неизломанно, нефиглярски, а просто и чисто, естественно и откровенно, выразиться всею своей природной глубиною и силою. А не в ней ли, не в этой ли песне, уже и не чьей-то авторской, а русской народной, оживает и будет всякий раз оживать щедрая душа ее создателя:

Извела меня кручина,Подколодная змея!..Догорай, гори, моя лучина, —

Догорю с тобой и я!

А теперь отложи мое письмо и включи транзистор: «А — почему, почему, почему был светофор зеленый? А потому, потому, потому, что был он в жизнь влюбленный… Я бегу-бегу-бэгу-бегу-бегу-бегу-бегу, а он все светит! Я бегу-бегу-бегу-бегу-бегу-бегу-бегу, а он горит!» «А ты такой холодный, как айсберг в океане, и все твои печали под че-о-рной-ю водой!» «Делу-время, делу-время, делу-время, а-а-а потехе ча-ас! Делу время, делу время, делу время, а-а-а потехе ча-ас! Эй вы там, наверху!..»

Послушал радио?

Вот так-то, земляк.

Споемте, друзья, ведь завтра в поход…

А что споем?

И вопрос этот очень серьезен.

Письмо двенадцатое

Вот что оказывается!..

Теперь ясно, почему ты вновь в Ситникове. Только ли понять ты хочешь — почему тебе так хорошо именно в этих приозерных сквозных перелесках, на этих плавных угорах, выглаженных столетиями пахоты, где земля так освоена, что совсем стала родною здешним уроженцам? Понять или снова испытать то чувство какой-то общей и радостной свободы и легкости, молодой силы и решительности, светлой надежды на то, что там — за холмами — чудо, что завтрашний день — он будет еще привольнее и раздольнее?

Испытать чувство воли…

Наверное важнее это… А чтобы объяснить все самому себе, ты и придумал «понять». Как это поймешь. Любое объяснение будет мелко и решительно ничего к твоему чувству не добавит.

И не тут, наверное, не в Ситников©, надо искать тебе разгадку. Поищи ее в детстве своем. Где оно прошло, в каких местах? Знаю, что твое сельцо теперь на дне «рукотворного моря», но, может быть, оно было похожим на Ситникове? Или вспомни — откуда твои родители, не из таких ли мест? Что-то очень кровное должно тебя связывать с той землей, с тем уголком, где тебя так полно и обязательно охватывает ощущение вольного счастья!

Ведь наверное не просто так, не только мыслительная, рациональная память тянет нас на совершенно определенный кусок нашей великой родины, именно в эту деревеньку, именно к этой — для другого человека невзрачной — речушке, берега которой истоптаны стадами, да кое-где поросли редкими ивами.

Почему — даже самый мощный, самый экзотический, небывалый вид гор, моря, свиста вечности над волнами желтой пустыни, дремучая сила таежной заросли или впервые увиденная с борта самолета неоглядная тундра, удивительно разделенная на ровные квадратики — ничто на этой земле не вникает так глубоко и просто в душу? Почему красоты, родные другим и воспеваемые другими, — волнуют только твой глаз и ум, но не сердце?

Да все потому, что именно тут ты сам начался.