Питер Пэн должен умереть

– А достоинства-то у него есть? – На лице Эсти надежда боролась с дурными предчувствиями. Дурные предчувствия побеждали.

– Думаю, да, – небрежно ответил Гурни. – По моим ощущениям, главнейшая движущая сила для Паникоса – это ненависть, направленная, скорее всего, на каждого человека на земле. Но его тактика и план действий – эти аспекты всегда хорошо продуманы и логичны. Его успех на выбранном поприще базируется на умении поддержать тонкий баланс между жаркой страстью к убийствам и холодным расчетом. Это совершенно очевидно как по тому, что мы видели сами, так и по тому, что рассказывал мне Донни Ангел. На первый взгляд Паникос кажется бизнесменом, хладнокровно берущимся за самые сложные задания. А внутри него сидит злобное маленькое чудовище, главная – возможно, даже единственная – радость которого состоит в том, чтобы убивать.

Хардвик засмеялся, отрывисто и резко.

– Малютка Питер мог бы послужить отличным примером на лекции какого-нибудь психолога школы «внутреннего ребенка».

Гурни не удержался от короткого смешка.

Эсти повернулась к нему.

– Итак, он отчасти стратег, отчасти псих. Мотив безумен, зато метод рационален. Допустим, ты прав. И куда это нас приведет?

– Поскольку, судя по всему, этот деликатный баланс между безумием и логикой у него отлажен очень хорошо, надо его как-то нарушить.

– Как?

– Ударив в его самое доступное слабое место.

– Какое?

– Тайна, которую он старается уберечь. Вот наш путь к нему. Путь в его сознание. Путь к пониманию убийства Карла и того, кто это убийство заказал.

– Неплохо еще было бы знать эту драгоценную тайну, чтоб ее, – перебил Хардвик.

Гурни пожал плечами.

– Все, что нам надо, – это внушить ему, что мы знаем… или вот-вот узнаем. Вот в какую игру мы должны сыграть – у него в голове.

– А какая у этой игры цель? – поинтересовалась Эсти.

– Подорвать тщательный расчет, необходимый ему для успеха и выживания. Вбить клин между внутренним маньяком и рациональной системой жизнеобеспечения.

– Что-то не догоняю.

– Мы на него надавим – так, чтобы под угрозой оказалось его ощущение контроля над происходящим. Если его главная страсть – контроль, то в том же и его основная слабость. Лишите маньяка, одержимого желанием все контролировать, чувства контроля – и решениями его начнет управлять паника.

– Слышь, что он предлагает? – снова перебил Хардвик. – Собирается потыкать массового убийцу в глазик острой палочкой и посмотреть, что получится.

Такая формулировка, судя по всему, лишь подстегнула нарастающее беспокойство Эсти. Она повернулась к Гурни.

– А предположим, после того как мы «надавим» на Паникоса, он убьет еще шесть-семь человек. Что тогда? Надавим еще? А если он убьет очередной десяток случайных жертв? Тогда что?

– Я не говорю, что риска совсем нет. Но альтернатива – позволить ему снова залечь на дно. Сейчас мы вытянули его почти к самой поверхности. Почти туда, где можем дотянуться до него. Вот мне и хочется удержать его здесь, расшевелить в нем страх, заставить совершить какую-нибудь глупость. Что же до возможного убийства невинных людей, мы можем лишить его решение фактора случайности. Подставим ему конкретную цель – на нее и будем ловить.

– Цель? – шоколадно-карие глаза Эсти распахнулись еще шире.

– Надо заставить его сфокусироваться на том, что мы выберем сами в качестве наживки. Просто повысить уровень угрозы, вывести его из равновесия – еще недостаточно. Надо как-то контролировать провоцируемый ответ – направить его в нужном нам направлении и в предсказуемое время.

Похоже, его слова Эсти не убедили.

Гурни продолжал:

– Мы подманим его, спровоцируем нужную нам реакцию – а потом подсечем и вытащим из воды: в том месте и в то время, что сами выберем.

– Тебя послушать, так это плевое дело. Но ведь и очень рискованное, да?

– Да. Но не такое рискованное, как альтернатива. Джек назвал Питера Пэна машиной для убийства. И я согласен. Он именно этим и занимается. Всегда. С самого детства. И, дай ему волю, всегда будет заниматься. Он как смертельный недуг, который еще не умеют лечить. Я тут не вижу вообще никаких вариантов без риска. Либо мы позволяем машине для убийства и дальше работать, превращая людей в трупы, либо делаем все, что в наших силах, чтобы вывести ее из строя.

– Или, – нерешительно предложила Эсти, – можно прямо сейчас передать все, что у нас есть, в бюро криминальных расследований – и пусть сами с ним разбираются. У них для того все возможности. А у нас нет. Эти их возможности…

– К черту бюро! – прорычал Хардвик.

Эсти тихонько вздохнула и повернулась к Гурни.

– Дэйв? А ты что скажешь?

Гурни промолчал. На него вдруг нахлынули яркие, слишком яркие воспоминания. Болезненный звук глухого удара. Красный «БМВ», уносящийся прочь… по длинной городской улице… заворачивающий за угол в визге шин… исчезающий навсегда. Остающийся лишь в его памяти. И отброшенная на обочину жертва. Маленький четырехлетний мальчик. Дэнни. Его Дэнни. И голубь, за которым Дэнни беспечно погнался через дорогу, – голубь, взлетающий в вихре крыльев и уносящийся прочь, напуганный, но невредимый.