– Я хорошо знал Карла. Если бы я мог уладить проблему, он бы ко мне и пришел. Суть в том, что он пошел к Жирдяю Гасу. Значит, для него это было что-то личное, никакого касательства ко мне. Никакого касательства к моему бизнесу.
– Жирдяй Гас работал не на вас?
– Он ни на кого не работал. Жирдяй Гас работал независимо. Предоставлял услуги разным клиентам. Так оно удобнее.
– Так у вас нет ни малейшего представления, кто…
– Ни малейшего. – Ангелидис посмотрел на Гурни долгим и серьезным взглядом. – Если б я знал, то сказал бы вам.
– Почему вы сказали бы мне?
– Кто бы Карла ни убил, а мне он этим подгадил здорово. Не люблю, когда мне гадят. Сразу хочется подгадить в ответ. Понимаете?
Гурни улыбнулся.
– Око за око, зуб за зуб, да?
Ангелидис вдруг весь подобрался.
– Какого хрена вы вот это сказали?
И сам вопрос, и его резкость поразили Гурни.
– Это цитата из Библии, про правосудие путем причинения равного…
– Черт возьми, я знаю цитату. Но почему вы ее вспомнили?
– Вы же спросили, понимаю ли я ваше желание поквитаться с теми, кто убил Карла и Гаса.
Ангелидис поразмышлял над этим ответом.
– Вы не знаете, как именно Гаса прикончили, да?
– Нет. А что?
Он помолчал еще несколько секунд, пристально глядя на Гурни.
– Мерзкая история. Вы точно не слышали?
– Абсолютно. Я и про его существование-то не знал, а уж тем более про то, как он умер.
Ангелидис медленно кивнул.
– Ну ладно. Я вам расскажу – вдруг поможет делу. Вечером в пятницу Гас всегда устраивал у себя дома игру в покер. В ту пятницу, как его убили, народ приходит, а дверь никто не открывает. Они звонят, стучат. Никогда такого не бывало. Думают, ну может, он в сортире. Ждут. Звонят, стучат – Гас не открывает. Они толкают дверь. Дверь не заперта. Входят. Находят Гаса. – Он на секунду умолк с таким видом, точно проглотил что-то кислое. – Не люблю об этом говорить. Гадость, понимаете? Я считаю, дела надо вести разумно. Без всяких там психопатских мерзостей. – Он покачал головой и подвинул пару тарелок на столе. – Гас сидит в одном белье перед телевизором. На кофейном столике бутылка рецины, бокал налит до половины, хлеба немного, тарамосалата в миске, все чин чином. Но…
Губы у него скривились еще сильнее.
– Но он мертв? – предположил Гурни.
– Мертв? Еще бы не мертв! И в оба глаза вбито по четырехдюймовому гвоздю. И в оба уха – прямо в мозг. А пятый – в горло. Пять, на хрен, гвоздей. – Он помолчал, вглядываясь в лицо Гурни. – Что скажете?
– Да вот удивляюсь, что в новости ничего не попало.
– Отдел борьбы с организованной преступностью, – не столько сказал, сколько выплюнул Ангелидис. – Загребли все под ковер, точно кучу дерьма. Ни некролога, ни объявления о похоронах, ничего. Все хранят в тайне. Ну вы поверите? А знаете, почему они все держат в тайне?
Гурни счел этот вопрос чисто риторическим и отвечать не стал.
Ангелидис шумно всосал воздух между зубами и продолжил:
– Они держат это в тайне потому, что так им удобней думать, будто они что-то знают. Будто знают какую-то тайную хрень, которую не знает никто, кроме них. Как будто из-за этого у них есть
– Все это очень интересно. Только один последний вопрос.
– Конечно.
Он снова посмотрел на часы.
– Вы хорошо ладили с Карлом?
– Прекрасно. Он мне был как сын.
– Никаких разногласий?
– Ни малейших.
– И вас не раздражали все эти его речи о «мрази земли»?
– Раздражали? Вы о чем?
– В интервью прессе он называл людей, занятых в вашей сфере деятельности, мразью земли. Ну и в том же духе. Что вы об этом думали?
– Считал, ловко он завернул. Хорошо для предвыборной кампании. – Ангелидис показал на миску с оливками. – Очень вкусные. Мой кузен из Микен присылает специально для меня. Возьмите немножко домой, угостите жену.
Глава 26
Тут, твою мать, война, а не шахматный турнир
Добравшись до конца проселка, ведущего к дому, Гурни с изумлением обнаружил, что у сарая припаркован большой черный внедорожник. Опустив окно, чтобы проверить почтовый ящик, он убедился, что Мадлен уже забрала почту, а потом подъехал к блестящей «Эскаладе» и остановился перед ней.
Дверца отворилась. Появившийся из нее мускулистый верзила обладал сложением футбольного нападающего. По-военному коротко подстриженные волосы, русые, с проседью. Недружелюбные, налитые кровью глаза, застывшая неприятная усмешка.
– Мистер Гурни?
Гурни ответил ему дежурной улыбкой.
– Чем могу помочь?
– Меня зовут Майкл Клемпер. Это вам что-нибудь говорит?
– Следователь по делу Спалтеров?
– Именно.
Вытащив бумажник, он раскрыл его и показал удостоверение сотрудника бюро криминальных расследований. На фотографии, отображенной на ламинированной карточке, он был моложе и выглядел типичным безмозглым громилой из ирландской мафии.
– Что вы здесь делаете?
Клемпер сморгнул, усмешка у него чуть дрогнула.