Питер Пэн в Кенсингтонском Саду

- Не очень сильно, но вы закоченеете, стоя все время на одной ноге. - И он принялся охлопывать себя руками-ветками, в точности как кэбмены, поджидающие на морозе седоков. Мейми почему-то испугалась, увидев, что и другие деревья ведут себя необычно. Она побежала по Детской Аллее, мимо Меноркийского дуба, который при виде девочки хоть и пожал плечами, но больше ничем не обнаружил своего удивления.

Должен сразу вас успокоить: Мейми совершенно не мерзла. Под теплым пальтишком с капюшоном на нее было наверчено такое количество шерстяных кофточек, пуховых платков и шарфиков, что она больше походила на шарик, чем на девочку четырех лет. На Детской Аллее Мейми увидела, как магнолия и персидская сирень перебираются через ограду и, покряхтывая, отправляются на прогулку. Бузина, переваливаясь и хромая, пересекла тропинку и остановилась поболтать с молодой айвой. Обе они, как и сирень, и магнолия, опирались на палки, которыми огораживают саженцы. Мейми раньше не понимала, для чего эти палки нужны. Она побрела дальше и тут увидела... первую в своей жизни фею. Вернее, это был мальчишка-эльф, который бежал впереди нее и захлопывал ивы. Он нажимал на пружинку в стволе и ивы захлопывались, как зонтики, осыпая все вокруг снегом с ветвей.

"Ах ты, негодник!" - закричала Мейми, ибо она прекрасно знала, как противно, когда капли с зонтика падают тебе за воротник. К счастью, озорник был уже далеко и не услышал Мейми, зато ее прекрасно расслышала хризантема. "Что же это творится?" - во мутилась она. И вскоре все растительное общество собралось вокруг девочки.

- Конечно, это не наше дело, - заявили ей, пошептавшись между собой, самые старые деревья, - но нам кажется, что вы не имеете права находиться здесь в столь неурочный час и, скорее всего, к глубокому нашему сожалению, мы должны сообщить об этом досадном недоразумении феям. Что вы сами об этом думаете?

- Я думаю, - твердо сказала Мейми, - что так делать не следует.

Это несколько сбило деревья с толку.

- Я бы не стала вам перечить, - уверила их Мейми, - если бы была неправа.

Старые деревья еще долго качали кронами, присвистывали и шептали: "Ну и дела", "Такова жизнь", но Мейми вдруг стало жалко тех из них, которым не на что было опираться, и она сказала с состраданием:

- Прежде чем отправиться на бал к феям, я была бы счастлива прогуляться с вами по аллее. Пожалуйста, не откажите в любезности, обопритесь на меня...

И она около часу сопровождала их в прогулке вдоль аллеи, поддерживая за ветви и помогая переставлять скрюченные корни. С экзотическими деревьями она вела беседу на изысканном английском, как учили ее взрослые разговаривать с иностранцами. Правда, она так старалась, что не поняла ни слова ни в их ответах, ни в своих собственных, ужасно замысловатых вопросах. В общем, они остались довольны друг другом, хотя некоторые деревья капризно укоряли Мейми, что она с Дороти и Грейс прошлась дальше, чем с ними. А некоторые кололи ее своими шипами, - конечно, не нарочно, и Мейми была слишком воспитанной леди, чтобы расплакаться из-за такой ерунды.

Единственное, что ее беспокоило, так это бал. Ведь время наступило вполне бальное. А больше ничего в ночном безлюдном Саду она не боялась. Страх исчез, потому что наступила ночь, а в темноте, как вы знаете, Мейми становилась странной девочкой.

Деревья ни за что не хотели отпускать ее. "Если феи увидят тебя, то обязательно защиплют до смерти... или приставят навсегда нянькой к своим детям... или превратят тебя во что-нибудь ужасно скучное, например, в вечнозеленый дуб", - и все деревья устремили нарочито сочувственные взоры на вечно- зеленый дуб.Сами-то они дрожали своими голыми ветками и страшно завидовали всем вечнозеленым.

- Ой-ой-ой, - язвительно ответил дуб, - как это скучно: стоять здесь застегнутым на все пуговицы и любоваться вечно дрожащими голыми созданьями!

Эту фразу деревья не без основания приняли на собственный счет, и настроение у них испортилось. Они мрачно посулили Мейми все мыслимые ужасы, если она только посмеет сунуть нос на бал.

От лиловой лещины девочка узнала, что двор сейчас не в самом лучшем настроении. Причиной тому - несокрушимое сердце Герцога Рождественских Маргариток. Он был Восточным эльфом, невыносимо капризным, самовлюбленным и безразличным к другим. Королева Мэб, правительница Сада, была уверена, что ее дочери очаруют Герцога, но - увы! Его сердце, как констатировал личный доктор Герцога, оставалось совершенно холодным. Этот пожилой и сведущий в вопросах исцеления недугов эскулап исследовал сердце своего пациента всякий раз, как тому представляли очередную хорошенькую придворную, затем доктор разочарованно тряс своей лысой головой: "Холодно, совсем холодно!" Королева Мэб была просто вне себя, она, во-первых, приказала придворным плакать целых девять минут, а затем всю ответственность за происходящее возложила на Купидонов и принудила их носить дурацкие колпачки, пока сердце Герцога не оттает.