Питер Пэн в Кенсингтонском Саду

Обнаружить место проведения бала оказалось несложно: из всех населенных феями и эльфами уголков Сада к нему тянулись цветные ленточки, чтобы приглашенные шли по ним, как по дорожкам, не боясь испачкать платье.

В этот раз ленточки были красными и замечательно смотрелись на белом снегу.

Мейми пошла вдоль одной из них, стараясь держаться в тени деревьев, и вот наконец она увидела длинную вереницу фей.

Впереди бежали шесть слуг и расчищали дорогу, за ними следом – шесть форейторов, и столько же замыкали шествие. В середине шествовала Первая Фрейлина в платье с длинным шлейфом, а в этом шлейфе, поддерживаемом двумя пажами, как в гамаке восседала прелестная юная фея. Она была укутана в золотой дождь, но самым примечательным в ней была ее шея – бархатистая на ощупь и благородного темно-синего цвета.

Такая шея наилучшим образом оттеняет роскошные бриллиантовые украшения. Перед балом все знатные феи слегка покалывают свои шеи перышками – так, чтобы к коже прилила их аристократическая голубая кровь. Не верите? Тогда загляните в витрины ювелирных магазинчиков – вы увидите там синие бархатные бюсты, увешанные драгоценностями. Ювелиры позаимствовали этот секрет у фей.

Мейми отметила, что все участники процессии были чем-то раздражены и феи задирали свои носики даже выше, чем это считается у них приличным. Мейми, посмотрев на их надменные мордашки, решила, что непомерно задранные носы – еще одна причина, по которой сердце Герцога остается холодным.

И вдруг возле мостика через подсыхающую лужу Мейми заметила еще одну фею. Но Боже, в каком плачевном виде она была! Бедняжка свалилась в липкую прибрежную грязь и отчаянно барахталась там, увязая все глубже.

Мейми, с присущим ей добросердечием, кинулась на помощь малютке, чем напугала ее до полусмерти. Впрочем, уже через минуту фея преспокойно сидела у нее на ладошке и весело болтала. Она сообщила Мейми, что зовут ее Брауни, Брауни-Смуглянка, что она – простая уличная певичка, но все равно направляется на бал. Глупо не попытать счастья. А вдруг Герцог выберет ее?!

– Конечно, – вздохнула Брауни, – для Герцога я слишком проста…

Девочка смутилась-для феи ее знакомая и правда была довольно неказиста, поэтому Мейми замялась с ответом.

– Я вижу, вы тоже думаете, что у меня нет никаких шансов, – в отчаянии воскликнула Брауни.

– Я этого не сказала, – уклончиво ответила Мейми. – Конечно, ваше лицо и впрямь простовато, но… – Мейми умолкла, ругая себя за чудовищную бестактность.

К счастью, она вспомнила один случай с ее папой. Как-то раз он пошел на благотворительный вечер, где самые знаменитые леди Лондона, точнее, жены самых знаменитых джентльменов, а также их дочери, сестры и прочие родственницы в бриллиантах и перьях старались обратить на себя всеобщее внимание в надежде на главную награду сезона – титул Королевы Бала. При этом им надо было еще прикидываться добрыми – в специальные бархатные мешочки, вышитые золотыми нитками, они собирали мелкие монеты на строительство приюта для сирот… Папа вернулся домой поздно и в плохом расположении духа. Но вместо того, чтобы сделать маме замечание, что она не следит за модой, чурается общества и сидит тут со штопкой у камина, он вдруг кинулся к ней, расцеловал в обе щеки и воскликнул:

– Ты не представляешь, дорогая, как приятно снова увидеть нормальное человеческое лицо!

Мейми рассказала эту историю исключительно для того, чтобы немножко утешить Брауни, но на фею рассказ произвел неожиданное впечатление: теперь она НЕ СОМНЕВАЛАСЬ, что Герцог выберет именно ее! Она вприпрыжку поскакала по ленточке, крикнув напоследок, чтобы Мейми не вздумала идти следом, а то Королева Мэб ее накажет. Но Мейми уже видела невдалеке волшебное сияние, и ничто не могло заставить ее отступить. Она подкралась поближе и спряталась в тени испанских каштанов.

Огоньки исходили от тысяч светлячков, которые, цепляясь друг за друга, образовывали причудливые гирлянды над танцевальным кругом. Толпы эльфов и фей пришли поглазеть на празднество, но все они держались в сторонке и были одеты попроще, чем знатные особы внутри круга. Мейми даже прищурилась, ослепленная блеском этих сиятельных особ.

Ее очень рассердило то, как вызывающе демонстрировал свое равнодушие Герцог Рождественских Маргариток. Холодность сквозила в каждой черточке лица Его Мрачной Светлости. Самые прелестные феи подходили к Герцогу, надеясь на его одобрение, и разражались слезами даже прежде, чем прислуга выкрикивала: «Следующая!», ибо приговор заранее был написан на скучающем лице капризного эльфа.

Особенно Мейми стало жаль Купидонов. Они робко жались в самом темном месте и, услышав очередное «холодно, совершенно холодно», все ниже и ниже опускали свои попавшие в немилость милые головки в дурацких колпачках.