«Нельзя так раскисать! — строго сказала себе Ксюша. — Он не тебя пришел убить, ты ему на фиг не нужна. Как он мог узнать, что ты удерешь с дачи в Москву? Сама ведь сказала милиционерам, что он думал, будто в квартире никого нет. Тогда хоть что-то соображала, а теперь совсем свихнулась. Все просто. Он влез в квартиру, чтобы своровать что-то конкретное у Галины Семеновны. Это связано с ее бизнесом. Я ему помешала, он разозлился, сорвался, стал размахивать пистолетом, потом явился опять. Это, вероятно, очень не правильно с его стороны. Это не логика, а нервы. Он сорвался, а не я. Со мной все нормально».
Ксюша растерлась полотенцем, подняла с пола халат и вдруг заметила под раковиной какой-то узкий черный предмет. Она взяла в руки, повертела и не сразу поняла, что это.
— Ваня, если ты сейчас скажешь, что в туалетном бачке в квартире невесты Фердинанда вы не нашли нож с ромбовидным лезвием, завернутый в несколько слоев полиэтилена, я заставлю тебя съесть весь морковный салат. — Илья Никитич крутанулся в кресле, извлек пластиковую банку и поставил ее на стол перед капитаном Косицким. — И еще, Ваня, я навсегда запрещу тебе курить в моем кабинете. Ну, где орудие убийства?
— Не смешно, — мрачно помотал головой Иван и принялся разминать сигарету, — салат я, положим, могу съесть, хотя меня от морковки воротит. И курить могу уйти в коридор. Но обыск мы все-таки провели не зря.
— Ешь! — злорадно ухмыльнулся Бородин, снял крышку и сунул капитану в руку пластиковую вилку. — Это чрезвычайно полезно для здоровья. Каротин улучшает зрение, укрепляет зубы и повышает иммунитет. Приятного аппетита.
— Илья Никитич, может, вы сначала меня послушаете? — Иван с отвращением покосился на морковку. — Вы ведь думаете, что обыск не дал ничего, вообще ничего. А это не так.
— Неужели наркотики? — Бородин всплеснул руками. — Или мешок тротила?
Иван щелкнул зажигалкой, глубоко затянулся и произнес очень медленно, по слогам:
— Кар-точ-ки.
— Что, прости? — Илья Никитич склонил голову набок.
— Визитные карточки, с французским именем, парижским адресом.
— Ага, ясно. Фердинанд — французский шпион, — прошептал Бородин и тихо присвистнул:
— Да, Ванюша, молодец, поздравляю. Надо срочно звонить в ФСБ. У меня там есть хороший знакомый, подполковник Свиридов, он, правда, занимается борьбой с терроризмом, но тут определенно может быть связь.
— Да, конечно, звучит смешно, но дело в том, что карточек этих пятьдесят штук. Одинаковых. Он заказал их, понимаете? Заказал для себя. Зачем? Чтобы выдать себя за французского корреспондента. Это слово я сумел разобрать, хотя учил немецкий. Почему именно пятьдесят? Потому что нельзя ведь заказать только три штуки. Ему, я уверен, нужна была всего одна. А знаете, как называется журнал, в котором работает корреспондент Пьер Жермон? — Капитан сделал паузу и торжественно произнес:
— «Лез анфан»!
— То есть «Дети». — Илья Никитич поставил локти на стол, сплел пальцы и уложил на них подбородок. — А что, действительно, существует такой журнал?
— Не важно. Как вы думаете, почему для шибзика тема интерната самая болезненная?
— Потому, что его обожаемая Лика мучилась раскаянием, отдав племянницу чужим людям. — Бородин пожал плечами. — Это как раз совершенно ясно.
— А мне не ясно. — Косицкий низко опустил голову и взглянул исподлобья. — Мне не ясно, Илья Никитич, почему вы не желаете понимать очевидных вещей. Допустим, мы с вами выяснили наконец адрес интерната. Что бы мы предприняли?
— Ну, для начала я бы тебя отправил по этому адресу с какой-нибудь легендой.
— Правильно, — кивнул Иван, — и какая легенда была бы оптимальной?
— Ну, не знаю. Корреспондент…
— Вот! — Косицкий поднял палец. — Однако мы с вами имеем возможность подстраховаться на случай проверки, а у Фердинанда такой возможности нет. Тетя Юка выучила его французскому. Он подрабатывает переводами, и вполне понятно, что ему пришло в голову представиться французским корреспондентом.
— Ну да, конечно, если не убийца, то хотя бы конкурент, — проворчал Илья Никитич, — Ваня, ну ты же сам говорил, он у нас умный. Неужели ты думаешь, он собирается сам покарать преступника? У него нет оружия, он слабый, нездоровый человек.
— Что касается оружия, мы с вами знаем: достать пушку сейчас совсем не сложно. А что касается ума, то в данном случае эмоции все-таки перевешивают. Смертной казни у нас пока нет. Знаете, если бы с женщиной, которую я любил, такое сделали, — Косицкий болезненно сморщился, — я… я мог бы, пожалуй, решиться. То есть, конечно, в последний момент я бы, вероятно, сдержался, но знаю совершенно точно: я бы не сидел сложа руки. Я бы по крайней мере искал. А уж если бы меня заподозрили в этом кошмаре… Надо допросить его еще раз.