Питомник. Книга 1

– Мне просто интересно, сколько ножевых ранений на трупе Симаковой, – произнес он глухо, монотонно и подумал, что от его упорного взгляда сейчас сами собой закрутятся ржавые крылышки допотопного агрегата.

– Вот оно что, – так же глухо отозвался начальник, – интересно тебе, просто интересно, и все, – он откинулся на спинку стула, принялся отбивать пальцами дробь по столешнице.

– Понимаете, товарищ майор, труп во Втором Калужском, ну та женщина, Коломеец Лилия… Это у меня первый насильственный труп, я такого никогда раньше не видел, да еще столько ножевых ранений, и девчонка дебильная… В общем, у меня, наверное, правда, немного крыша съехала. Не могу представить, чтобы девчонка убила единственного родного человека, в голове не укладывается.

– Понятное дело, – кивнул начальник, – понятное дело, Коля. Я тоже своих первых насильственных жмуров на всю жизнь запомнил. Их сразу трое было. Бабушка, дедушка и пацан двенадцати лет. У всех троих глотки перерезаны. Меня вообще вывернуло наизнанку, еле успел до сортира добежать. А потом привык. Их столько было, разных. Главное, Коля, близко к сердцу не принимать, иначе правда свихнуться можно. Понял, нет?

– Понял, товарищ майор, – кивнул Коля.

– Ну и хорошо. Все, младший лейтенант. Свободен.

– Иван Романович, можно последний вопрос?

– Валяй, спрашивай.

Коля, потупившись и краснея, произнес чуть слышно:

– А все-таки, сколько там ножевых у Симаковой?

– Нет, ну ты меня достал, твою мать! – начальник криво усмехнулся. – Не знаю я, сколько, я с делом не знакомился, не знаю, и все.

– Спасибо, товарищ майор, – смиренно кивнул Коля. – Я могу идти?

– Нет! – заорал начальник. – Сядь и сиди спокойно! Сиди, сопля зеленая, и слушай, что я тебе скажу. Симакову убил ее сожитель Рюриков. И ни к какому другому убойному делу эта бытовуха отношения не имеет. Серийники, Коля, только в книжках и в кино хороши. А на своей территории отлавливать это дерьмо я и врагу не пожелаю. Да и вообще, Коля, всякие сложные интересные Головкины и Чикатилы – явление редкое, в жизни куда чаще встречаются бомжи рюрики. Понял, нет? По глазам вижу, еще не понял. В таком случае прими на веру. И главное, не вздумай связываться с Бородиным. Слышишь, сопля зеленая? Не вздумай!

Коля едва сдерживался. Ему было противно. Он, конечно, не собирался заниматься частным сыском, однако считал, что между двумя убийствами есть вполне конкретная связь и тот тип в банданке, с белыми шнурками, пришел на рынок не за дешевой зубной пастой. То есть, может, он и купил что-либо попутно, однако потом, уже у своего подъезда, Коля опять его заметил. Без банданки, в темных очках, и поверх разрисованной футболки была надета куртка-ветровка цвета хаки.

«Интересно, меня он тоже попытается замочить? – подумал Коля, как будто издеваясь над собой. – А что, вполне… Я единственный человек, который видел его лицо. Бомжиха Симка видела только маску, однако ее он кончил. А может, правда, не он и напрасно я волну поднимаю? Ну зачем, если она его лица не видела? Бред, бред…» – Коля повторял про себя это слово, пока на крыльце отделения не столкнулся нос к носу с младшим лейтенантом Дуловым, который был в группе, выезжавшей на труп бомжихи.

– Коль, у тебя курить есть? – спросил Дулов.

– Ага. – Коля вытащил непочатую пачку «Честерфильда», угостил Дулова, закурил сам и задумчиво произнес:

– Сань, на тебя трупы действуют?

– Смотря какие, – пожал плечами Дулов, – если ребенок, то да, здорово переживаю. Вот в мае была, к примеру, история. Новорожденного младенца в мусорке нашли. И, главное дело, я утром с дежурства возвращаюсь, спать хочу, не могу. Иду через двор, а ко мне навстречу дворничиха, девка молодая, вопит, ничего сказать не может, глаза выпучила и протягивает мне оранжевый сверток. Я говорю, мол, чего орешь, дура, я не понял, чего орешь-то. Там бомба, что ли, у тебя? Ну, так, в шутку говорю, чтоб ее успокоить. Ты, говорю, чего ее в жилет свой форменный завернула? Думаешь, не так сильно бабахнет? А она ревет, слезы в три ручья, и лопочет, мол, возьмите, возьмите у меня, не могу. А я говорю, не можешь, так положи. Ну, в общем, это, она уголок тряпки приподняла, а там – мама родная – младенчик. Ну, понятное дело, неживой уже. А суку, которая это сделала, так и не нашли. Знал бы, придушил своими руками.

Телечкин слышал историю про младенца уже в десятый раз, но терпеливо дослушал Дулова до конца, не перебивая, а потом, тяжело вздохнув, произнес:

– Да, кошмар. А у меня, Саня, еще круче было. Девчонка тетку свою родную восемнадцать раз ножом пырнула. Ты, небось, тело с восемнадцатью ножевыми и не видел никогда.