К слову о ворах. Крали, как правило, заезжие. И не дай бог, им было пойматься нашим сельчанам. Правосудие чинили по месту. В этой связи хочу вспомнить нашего односельчанина Фетиса, то ли это имя было, то ли прозвище, не могу сказать, однако он был очень злой дядька. И если ловили вора, то его вязали и чинили самосуд. Этот Фетис шел со двора со словами :
–Йду вора быты,
И возвращался он только вечером, уже удовлетворенный, задумчивый, занятый своими мыслями.
Какова судьба была тех воров, история умалчивает, однако, вряд ли их лишали жизни, скорее всего после всех экзекуций их отпускали, и я очень сомневаюсь, что им, в последствии, приходила в голову мысль, о том, чтобы красть в этом селе в дальнейшем. Это был грубый, однако действенный метод, который приносил свои результаты.
Часто нас, пацанов, взрослые брали на рыбалку. Ловили они рыбу, как правило, драчкой, то есть обсыпали сетями по кругу море, начиная от берега, и после этого, с берега вытягивали сети уже с уловом. Улов распределяли между всеми рыбаками бригады по жребию. Если артель была колхозная, то улов принадлежал колхозу и распределялся по решению бригадира колхозу и небольшими хватками для членов артели. Хватки распределяли следующим образом: раскладывали рыбу примерно поровну, на число куч, соответствующее числу рыбаков, после чего одного из рыбаков отворачивали спиной, и поочередно указывая на кучи рыбы, он называл их обладателя. Отворачивали спиной от улова по очереди всех рыбаков. Мужики смеялись меж собою, что когда отворачивали Петра-скупого, рыбака с Той стороны, и указывали на первую кучу, он всегда начинал с себя, и на вопрос:
–Кому?
Отвечал:
–Мени!
Рыбаки вообще очень суеверный народ, и на счастье брали нас по очереди, одного из пацанов, в лодку, которая обсыпает сети, и садили его на корму. В задачи пацана входило своим присутствием приманить в сети как можно больше рыбы. Брали в лодку и меня и других пацанов, однако как ни странно, самый большой улов получался у мужиков, когда они садили в лодку моего брата Ивана. Этим он снискал популярность у рыбаков, чем без зазрения совести пользовался, да и мужики были дольны. Вот такая рыбацкая магия.
Как раз, ранней весной, я был на берегу с отцом. В лодку меня не взяли, да и отец в море не пошел, дел рыбацких и на берегу было много. Я стоял на берегу и смотрел на прибой сверху вниз. Волны были небольшими, они, то накатывались на пологий песчаный берег, то отступали в море. Это было завораживающее зрелище, то ли от него, толи от других причин, у меня закружилась голова, и я упал прямо в море на водоплеске. Благо, это увидел мой отец, он подбежал ко мне, поднял и привел меня в чувство. Выяснив, что со мной все нормально, оставил меня греться на солнышке и обсыхать, продолжив заниматься своими делами. Таков был суровый быт того времени.
Какие еще обязанности были у наших пацанов- те, кто помладше пасли гусей, постарше – коров и телок, хотя организовали череды, где пасли весть колхозный скот, однако если люди хотели, чтобы их корова паслась на хорошей траве, то привлекали к этому занятию своих младших членов семьи. Конечно, мы участвовали в заготовке сена и прочих сельских обязанностях, которых на селе было немало.
Разрешалось нам и погулять. Мы разбредались по степи, играя в свои пацаньи игры, либо бегали по селу и окрестностям, гоняя «велосипед». Конечно, велосипедом это устройство не являлось, а представляло собой всего лишь обод от велосипедного колеса, сопровождаемый и направляемый палкой с крючком.
Однажды мы нашли самопал, он был изготовлен из куска трубы, загнутой на конце и прикрепленной к деревяшке проволокой. Старшие пацаны, которые были больше осведомлены о природе этого изделия, сообщили мне, что в трубу надо напихать пороха и тогда можно стрельнуть. За порохом и я пошел домой к батьке, так как он был охотником, как и большинство мужиков нашего села, и у нас дома было ружье. Отца я застал в горнице, он ходил по комнате и о чем-то раздумывал. Я начал канючить, и ходить за ним по пятам:
–Папа, дай пороху, папа дай пороху!
Батько не отвечал. Окончательно осмелев, я продолжил:
–Пап, ну дай пороху!
Он, быстро повернувшись ко мне, не говоря ни слова, взял самопал в руки, посмотрел на него одним взглядом, сделал одно быстрое движение руками, разломив его напополам, после чего, так же невозмутимо отдал его мне. Взяв два куска, я, обливаясь слезами, вышел на улицу. Таково было наше немногословное воспитание. Этот случай я запомнил на всю жизнь, и вспоминал его при каждом удобном случае.