Плач по красной суке

Первый — черненький, второй — беленький. Оба были смазливы и жили в основном за счет баб, поэтому были привередливы, капризны и вздорны, как настоящие альфонсы. Им надо было угождать, потакать их вздорной природе, домогаться их любви, но ни за что не впускать их в свою душу, не брать в голову и не тратить на них свои нервы. Я имела глупость совершить почти все эти ошибки и тут же проиграла.

Первого — черненького, нервного, бестолкового и затравленного — я жалела, старалась помочь ему материально.

Второго — беленького — я воспринимала исключительно только в постели, и это его почему-то весьма обижало.

Оба были технари, то есть имели высшее техническое образование: первый был химик, второй, кажется, строитель. Балованные дети нищей интеллигенции, они получили неплохое воспитание, с детства мечтали о красивой, творческой жизни и, получив фиктивные дипломы, может быть, пытались претворить свои мечты в жизнь… но куда там! Их быстро поставили на место, то есть на ставку сто двадцать рублей в месяц (тогда цена пары женских сапог). Под горячую руку они женились, разумеется по любви, но содержать семью на такую зарплату было практически невозможно. Они быстро развелись и оказались на панели, где каждая баба их с удовольствием подбирала, кормила, поила и обихаживала. Обыкновенная история.

Я всегда отдавала себе отчет, что животная природа человека жестока, любовные игры азартны и секс беспощаден. Но до чего же скотские и пошлые здесь были правила игры! Я была гордячкой — игра в поддавки меня не устраивала. Изображать страсть или нежность, когда нет ни того ни другого, мне казалось унизительным. Настоящих страстей мы знать не можем — на лживой, искусственной почве страсти не произрастают. Но надо же как-то жить и оставаться людьми. Мне казалось, что наши одинокие, измотанные люди еще могут честно договориться, могут искренне пожалеть ближнего, чтобы разделить на какое-то время его одиночество. На более сложные и глубокие отношения я никогда не претендовала. Но и такой жалкой подачки, как понимание, пощада и поддержка, я не добилась в жизни ни разу.

Мы с беленьким пришли в точно назначенный час, но казалось, что опоздали по крайней мере на неделю. Разгромленная комната и растерзанная хозяйка — все носило следы многодневного черного загула.

Брошкина, по своему обыкновению, была в мятом бальном платье, но босиком. Пухлая Нелли щеголяла в пышной ночной рубашке малинового цвета. Клавка куталась в махровый мужской халат без пояса, который все время распахивался. На голове у нее были термобигуди, и это была единственная деталь в помещении, которая вселяла надежду, что хозяйка все-таки готовится что-то праздновать.

От густого дыма, заполнявшего комнату, у меня тут же потекли слезы, а вместе с ними и вся праздничная косметика.

Какой-то растерзанный мужик в форме железнодорожника ползал по полу, разыскивая свои носки. В одном из отсеков другой такой же очумелый алкаш, лежа в постели, угрюмо разгадывал кроссворд. Над ним на плафоне бра висели женские трусы. Из другого отсека шел дым, и я подоспела вовремя, чтобы погасить тлевшую в постели сигарету.

Нас встретили с распростертыми объятиями, затискали и зацеловали. Усадили за стол, заваленный объедками, и дали в руки по граненому стакану с водкой, требуя выпить штрафную.

Я растерянно поискала на столе, чем бы закусить, и среди массы неаппетитных объедков с удивлением обнаружила вполне живого маленького зверька. Сначала я приняла его за крысу и чуть не завизжала, но зверек внимательно на меня взглянул, встал на задние лапки и, аккуратно взяв в передние лапки кусочек сыра, стал его обгладывать.

— Это тушканчик Эдик, — перехватив мой взгляд, объяснила Брошкина.

С перепугу я хватила почти стакан водки не закусывая и с непривычки сразу потеряла сознание.

Последнее, что помню, — это как мой негодяй пытался стащить с Нелли ночную сорочку.

Поначалу он был довольно мрачным и даже хотел улизнуть под шумок. Я понимала его разочарование: он-то мечтал попасть в приличное общество, к интересным людям. Но его недовольство было энергично подавлено стаканом водки, которую он чуть было не закусил тушканчиком. Это послужило поводом к веселой потасовке, когда все они кубарем катались по грязному полу и визжали, а в дверях стояли какие-то растерзанные зрители и азартно улюлюкали. Жениха среди присутствующих не было.