Плач в ночи

Взгляд Дженни метался от полотна в раме с подписью Эриха к полотну без рамы, подписанному именем Каролины. Тот же рассеянный свет, та же характерная сосна на заднем плане, тот же подбор цвета... Эрих копировал работу Каролины.

Нет.

Полотна в рамах. Те, которые Эрих планировал выставить следующими. Те, которые он подписал. Он не рисовал их. Все картины принадлежат кисти одного художника. Эрих подделывал свое имя на произведениях Каролины. Вот почему он так занервничал, когда Дженни указала ему, что вяз на одной из предположительно новых картин был срублен несколько месяцев назад.

Взгляд Дженни привлек набросок углем. Он назывался «Автопортрет». Это было «Воспоминание о Каролине» в миниатюре, возможно, предварительный набросок, который сделала Каролина до того, как начала писать картину, ставшую ее шедевром.

О господи. Все эмоции, которые Дженни приписывала Эриху через его творчество, были ложью.

Тогда почему он проводил здесь так много времени? Чем он здесь занимался? Увидев лестницу, Дженни взлетела по ней. Стены на чердаке были наклонные из-за скоса крыши, и на верхней ступеньке Дженни пришлось нагнуться, прежде чем шагнуть в комнату.

Когда она выпрямилась, в глаза бросился кошмарный водоворот цвета на задней стене. Она потрясенно уставилась на собственный образ. Зеркало?

Нет. Нарисованное лицо, когда Дженни подошла к нему, не шевельнулось. Тусклый свет из узкого окна играл на холсте, полосами затеняя его, точно указывал призрачным пальцем.

Коллаж, неистовство в неистовых красках. Центральная фигура - сама Дженни, с перекошенным от горя ртом, смотрит вниз, на тела, похожие на марионеток. Бет и Тина, лежащие рядышком на полу: синие джемпера сбились, глаза вылезают из орбит, языки вывалились, на шеях - синие вельветовые пояса. За Дженни в дальней стене - окно с темно-синими портьерами. В щель между ними заглядывает Эрих, и лицо у него торжествующее и садистское. И через весь холст в зелено-черных тонах - скользкая фигура, женщина-змея, женщина с лицом Каролины, затянутая в накидку, как в чешуйчатую змеиную кожу. Каролина склоняется над сюрреалистической колыбелью, свисающей из дыры в небе, женские руки - гротескные, большие, точно китовые плавники - закрывают лицо младенца, ручки малыша вскинуты над головой, пальчики растопырены на подушке, словно звезды.

Фигура Каролины в темно-малиновом пальто отражается в ветровом стекле автомобиля, рядом с ней - другое лицо. Лицо Кевина - преувеличенное, с выпученными глазами, гротескное, испуганное, синяк на виске распухает, сливаясь с ветровым стеклом. Каролина в развевающейся накидке держит копыта взбесившегося коня, направляя их вниз, на распростертого на земле светловолосого человека. Джо. Джо, съежившись, уклоняется от копыт.

Дженни услышала звук, исходящий из собственного горла, - пронзительный вопль, крик протеста. Женщина-змея - это не Каролина. Это лицо Эриха выглядывает из-под спутанных темных волос, его дикие глаза смотрят на Дженни с холста.

Нет. Нет. Нет. Эти извращенные, мучительные откровения, это искусство - воплощенное зло, блеск, рядом с которым пастельное изящество таланта Каролины блекнет до невзрачности.

Эрих не писал те холсты, которые объявлял своими. Но те полотна, которые он действительнописал, были порождением гениального и извращенного ума. Шокирующие, устрашающие по силе, злые - и безумные!

Дженни во все глаза смотрела на себя, на лица своих детей, на их умоляющие глаза, на шнур, затянутый вокруг тонких белых шеек.

Наконец она заставила себя сорвать холст со стены, непослушные пальцы схватились за него, точно сомкнулись вокруг адского пламени.

Каким-то чудом ей удалось защелкнуть на ногах крепления лыж и отправиться в обратный путь через лес. Опускалась темная ночь. Холст, будто парус, ловил ветер, сбивая Дженни с неясного пути, до синяков ударял ее о деревья. Ветер передразнивал крик о помощи, который рвался из ее горла. Помогите! Помогите! Помогите!

Дженни заблудилась, сделала круг в темноте, снова увидела очертания хижины. Нет. Нет.

Она замерзнет здесь, окоченеет и умрет прежде, чем сумеет найти того, кто остановит Эриха, если уже не слишком поздно. Дженни потеряла счет времени, не зная, долго ли спотыкается, падает, поднимается и заново отправляется в путь; долго ли прижимает к себе этот проклятый холст, долго ли кричит. Голос срывался на хриплые всхлипы, когда сквозь заросли деревьев Дженни разглядела проблеск и поняла, что она на опушке леса.

Проблеск оказался лунным светом, играющим на гранитном надгробии Каролины.

Сделав последнее отчаянное усилие, Дженни проехала через открытые поля. Дом был темным, лишь слабый свет растущей луны очерчивал его контуры. Но окна конторы были ярко освещены. Дженни направилась туда; теперь, когда деревья не гасили жалящий ветер, холст трепетал еще сильнее.

Больше кричать она не могла, из горла вырывались лишь гортанные стоны, а губы по-прежнему выговаривали «помогите, помогите».