Итак, все снаряжение разума при разработке того, что можно назвать чистой философией, в самом деле направлено только на упомянутые три проблемы. А эти проблемы в свою
очередь имеют более отдаленную цель, именно [определение того], что должно делать, если
воля свободна, если существует Бог и если есть загробный мир. Так как это касается нашего
поведения по отношению к высшей цели, то конечной целью мудро пекущейся от нас
природы при устройстве нашего разума служит, собственно, лишь моральное. Однако, обращая внимание на предмет, чуждый трансцендентальной философии *, мы должны быть
осмотрительными, чтобы не затеряться в частностях и не нарушить единства системы и, с
другой стороны, не сказать об этих новых предметах слишком мало и не оставить ничего
неясным или неубедительным. Того и другого я надеюсь избежать тем, что буду как можно
ближе держаться трансцендентального и оставлю совершенно в стороне то, что здесь могло
бы быть психологическим, т. е. эмпирическим.
Глава 20
Здесь следует прежде всего заметить, что теперь я буду пользоваться понятием свободы
только в практическом значении, а понятие свободы в трансцендентальном смысле, которое
не может предполагаться эмпирически как основание для объяснения явлений и само
составляет проблему для разума, оставлю здесь в стороне как рассмотренное уже выше.
Воля имеет чисто животную природу (arbitrium brutum) и может определяться только
чувственными побуждениями, т. е. патологически. А воля, которая может определяться
независимо от чувственных побуждений, стало быть, мотивами, представляемыми только
разумом, называется свободной волей (arbitrium liberum), и все, что стоит с ней в связи как
основание или как следствие, называется практическим. Практическая свобода может быть
доказана опытом. Действительно, человеческую волю определяет не только то, что
возбуждает, т. е. непосредственно воздействует на чувства; мы обладаем способностью
посредством представлений о том, что полезно или вредно даже весьма отдаленно, преодолевать впечатления, производимые на наши чувственные склонности; но эти
соображения о том, что желательно для всего нашего состояния, т. е. что приносит добро
или пользу, основываются на разуме. Поэтому разум дает также законы, которые суть
императивы, т. е. объективные законы свободы, и указывают, что должно происходить, хотя, быть может, никогда и не происходит; этим они отличаются от законов природы, в
которых речь идет лишь о том, что происходит; поэтому законы свободы называются также
практическими законами.
Не определяется ли, однако, сам разум в этих поступках, через которые он предписывает
законы, другими влияниями и не оказывается ли то, что в отношении чувственных
побуждений называется свободой, для более высоких и более отдаленно действующих
причин опять же природой - этот вопрос не касается нас в практической области, где мы
прежде всего ищем у разума лишь правила для поведения, тогда как упомянутый вопрос
чисто спекулятивный и мы можем оставить его в стороне, пока речь идет о нашем
поведении. Итак, мы познаем практическую свободу на опыте как одну из естественных
причин, а именно как причинность разума в определении воли, тогда как
трансцендентальная свобода требует независимости самого этого разума (в отношении его
причинности, начинающей ряд явлений) от всех определяющих причин чувственно
воспринимаемого мира; в этом смысле она, по-видимому, идет вразрез с законом природы, стало быть со всяким возможным опытом, и потому остается проблемой. Однако для разума
в практическом применении эта проблема не существует; следовательно, в каноне чистого
разума мы имеем дело только с двумя вопросами, которые касаются практического
интереса чистого разума и в отношении которых должен быть возможным канон его
применения. Эти вопросы таковы: существует ли Бог? Существует ли загробная жизнь?
Вопрос о трансцендентальной свободе касается только спекулятивного знания и может
быть оставлен нами в стороне, так как он совершенно безразличен для нас, когда речь идет
о практическом, и так как достаточное разъяснение его дано уже в антиномии чистого
разума.
Об идеале высшего блага как об основании для определения конечной цели чистого
разума
Разум в своем спекулятивном применении вел нас через сферу опыта, и так как в ней
никогда нельзя найти для разума полного удовлетворения, то отсюда он перешел к
спекулятивным идеям, которые, однако, в конечном итоге опять вернули нас к опыту, следовательно, выполнили свое намерение с большой пользой, но совершенно иначе, чем