Пламя Магдебурга

Ему вдруг припомнилась ночная схватка, в которой ему довелось участвовать три года назад. Из штаба Валленштайна гонец доставил приказ: захватить переправу, чтобы отрезать пути к отступлению двум батальонам датчан. Фридландец действовал обстоятельно, не хотел, чтобы даже небольшой вражеский отряд ушел от него. Он желал перемолоть и уничтожить всех, кто противостоял ему и не желал сдаться.

Как водится, на дело отправили «мясников», в числе которых был и Иеремия. Задача им досталась не из легких: под покровом темноты незаметно пересечь реку, на противоположном берегу которой располагался укрепленный вражеский лагерь. Дальше следовало незаметно снять часовых, ворваться в расположение неприятеля и держаться до подхода основных сил, не давая датчанам организовать оборону. Для этой работенки полковник выделил тридцать человек, тогда как переправу охраняли, самое меньшее, полторы сотни датских наемников.

Все пошло наперекосяк с самого начала. Край первого плота, на котором они перебирались, еще не коснулся берега, а дозорный уже заметил их и принялся дуть в рог. Они быстро заткнули ему глотку – сицилиец Томмазо метнул нож, который угодил гребаному трубачу прямо в сердце, – но о преимуществах внезапного нападения пришлось позабыть. Не успели они спрыгнуть на берег, как датчане встретили их ружейным залпом, разом упокоившим целую треть их отряда. Но они не отступили – куда ж теперь отступать? – а с удвоенной яростью обрушились на врага. Рубили, кололи, кромсали чужие лица ножами. Разбивали колеса пушек, поджигали палатки, сеяли хаос, и рваные черные тени метались между языков пламени. Иеремия орудовал шпагой, рассекая воздух и чужую плоть. В левой руке он сжимал свой пистолет – уже успел выстрелить из него, а на перезарядку не было времени, так что пистолет выполнял теперь роль дубинки, которой можно было бить или парировать чужие удары.

К тому моменту, когда лагерь атаковали основные силы, из тридцати человек в их отряде осталось лишь семеро, из которых трое были уже серьезно ранены. Но цели, которая была перед ними поставлена, «мясники» все же достигли. В ту ночь они сумели выстоять против трех сотен врагов. Это значит, что не существует ничего невозможного. Горстка отчаянных храбрецов может сделать все, что угодно. И сегодняшний день станет тому еще одним подтверждением.

* * *

Те двое, что бросились преследовать его, по-прежнему были в доме Райнеров. Потрошили шкафы, набивали карманы чужим добром – так увлеклись, что даже не заметили, что в доме появился кто-то еще. Они умерли быстро. Удача, маленькая, но удача – уже трое солдат мертвы. Но радоваться пока рано.

– Теперь мы должны помочь Хагендорфу, – сказал Маркус, обводя взглядом стоящих рядом с ним парней. На их лицах перемешались удивление, испуг, торжество. Конечно, это было дикостью: никто из них прежде никогда не убивал человека. Но теперь… теперь они поняли, что способны на это, что им по силам справиться с жестоким и хитрым врагом.

– Сколько их осталось? – спросил Чеснок, с любопытством разглядывая распростертое на полу мертвое тело.

– Две дюжины, чуть меньше.

– Куда же они направились, интересно? – почесав затылок, пробормотал Отто Райнер.

* * *

Меньше чем через минуту они были на площади.

Бюргеры неплохо подготовились к встрече – сбились в кучу в дальнем конце, перекрывая дорогу к ратуше. За годы солдатской службы Иеремия научился быстро оценивать обстановку, замечать то, что могло оказаться важным. На это уходило не больше пары секунд. Что здесь? Здание о трех этажах, с жестяной вывеской и высоким крыльцом. Наверняка трактир. Прямо напротив него – еще один высокий дом, со стенами, выкрашенными в цвет спелой тыквы. Богатый дом, надо будет заглянуть сюда. От площади отходят три улицы: одна – в сторону ратуши; другая – на север, должно быть, к церкви, третья – на юг. И ту и другую чертовы горожане перегородили телегами. Сколько их здесь? Полтора десятка. Трое придерживают крупных, глухо рычащих псов. Быстро же успели собраться! Что ж, пора познакомиться ближе.

Они рванулись вперед. Как и предполагал Иеремия, горожане совершили ошибку: выстрелили сразу, не дожидаясь, пока расстояние сократится. Их выстрелы почти не причинили вреда – Ральфа ранило в ногу, и он упал; Вернера царапнуло по виску; самого Иеремию ударила в грудь ружейная пуля, но ударила слабо, на излете, не в силах пробить доброй итальянской кольчуги.