Пламя над бездной

О первых днях после смерти, когда кончалась боль Старика, Фам Нювен почти ничего не помнил. Призрачные фигуры, безымянные слова. Кто-то сказал, что его сохраняли живым в корабельном хирурге. Ничего этого он не помнил. Почему они сохраняли дыхание в теле – черт их знает. Наконец стали возвращаться животные рефлексы. Тело стало дышать самостоятельно. Открылись глаза. Мозг не поврежден, сказала эта Зеленый Стебель (?), полное восстановление. Оболочка, которая была когда-то живым существом, не возразила.

Человек, который остался от Фама Нювена, много времени проводил на мостике «Внеполосного». Корабль напоминал ему большого жука-мокрицу. Такие жуки кишели в соломе, которая покрывала полы Большого Зала в отцовском замке на Канберре. Ребятишки любили с ними играть. У жуков не было настоящих ног, а только пушистые шипы, торчащие из хитиновой груди. Как этого жука ни переворачивай, эти шипы-антенны возвращали жука на курс, и тот полз себе дальше, не обращая внимания, что ползет брюхом кверху. И шипы гипердвигателей «Внеполосного» очень были похожи на шипы жука-мокрицы, хотя и не так резко выраженные. И само тело его тоже было жирное и скользкое, чуть суженное в середине.

Итак, Фам Нювен оказался внутри мокрицы. Вполне подходящее место для мертвеца.

Сейчас он сидел на мостике. Женщина часто его сюда приводила; кажется, она понимала, как это его интересует. Стены были дисплеями, и гораздо лучшими, чем он видал на своих торговых кораблях. Когда на окна подавались изображения с внешних камер корабля, вид был не хуже, чем с мостика любого корабля Кенг Хо.

Это было как изображение, продиктованное разнузданной фантазией, или как графическая имитация. Если долго сидеть, можно было заметить, как звезды движутся в небе на самом деле. Корабль шел со скоростью десять гиперпрыжков в секунду: прыжок, пересчет и снова прыжок. В этой зоне Края корабль делал одну сотую светового года на каждом прыжке – можно и больше, но тогда резко возрастет время пересчета. При десяти прыжках в секунду получалось больше тридцати световых лет в час. Сами прыжки органами чувств человека не воспринимались, а в интервале между ними корабль находился в свободном полете с той же собственной скоростью, с которой уходил с Ретрансляторов. Поэтому не ощущался допплеровский сдвиг, свойственный полету на релятивистских скоростях; звезды видны были ясно, как ночью в пустыне или при полете с малой скоростью. За полчаса Фам Нювен улетел дальше, чем мог бы улететь за столетие на корабле Кенг Хо.

Однажды на мостике появилась Зеленый Стебель и стала менять изображения в окнах. Как всегда, она говорила что-то Фаму Нювену, будто он был полноценной личностью, способной слушать.

– Видишь? Вот окно в центре – это гиперкарта пройденного нами региона. – Зеленый Стебель повела щупальцем над кнопками. На других стенах появились многоцветные картинки. – А это такие же карты для пяти пунктов на нашем маршруте.

Слова эти шумели в ушах Фама Нювена; они были понятны, но интереса не вызывали. Наездница замолчала, потом опять заговорила с каким-то напором, похожим на бесполезную настойчивость этой женщины, Равны.

– Когда корабли делают прыжки… когда возвращаются, случается гиперволновый всплеск. Я проверяю, нет ли за нами преследования.

Цвета плыли по окнам вокруг всей комнаты, даже перед глазами Фама Нювена. Были только плавные переходы – ни выделяющихся пятен, ни линейных структур.

– Знаю, знаю, – продолжала Зеленый Стебель, отвечая за своего собеседника. – Анализаторы корабля все еще пережевывают данные. Но если бы кто-нибудь подошел к нам ближе ста световых лет, мы бы его заметили. А если преследователь будет дальше… что ж, может быть, он заметит нас.

И не важно. Фам почти отключился от этого вопроса. Но не было звезд, на которые можно глядеть, и он стал смотреть на цвета и думать об этой проблеме. Думать

. Шутка: никто здесь никогда ни о чем по-настоящему не думал. Возможно, при крушении Ретрансляторов спасся десяток тысяч кораблей. Скорее всего Противник не произвел инвентаризацию отбывших. Атака на Ретрансляторы – это было лишь мелкое приложении к операции по ликвидации Старика. Почти наверняка «Внеполосный» сбежал незамеченным. Зачем Противнику беспокоиться о тех воспоминаниях Старика, которые могли остаться скрытыми? Зачем ему думать, куда может направляться их кораблик?

По его телу прошла дрожь – очевидно, животный рефлекс.

Каждый день Равну Бергсндот все сильнее охватывала паника. Не резко, как при катастрофе. Это было медленное умирание надежды. Она старалась каждый день больше быть с Фамом Нювеном, говорить с ним, держать его за руку. Он никогда не отвечал, никогда – разве что случайно – на нее не смотрел. Зеленый Стебель тоже старалась. Хоть она была совершенно чужой, прежний Фам, кажется, очень интересовался наездниками. Сейчас он жил уже без медицинской поддержки, но с тем же успехом мог оставаться растением.

И все это время их спуск замедлялся, и всякий раз чуть сильнее, чем прогнозировал Синяя Раковина.