Пламя в отсеках

Первым заметил беду, как ему и положено, вахтенный механик. В то утро им был командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Вячеслав Юдин. В 11.00 по распорядку дня был объявлен подъем для первой боевой смены, третья готовилась к обеду. Только что вахтенный офицер капитан-лейтенант Верезгов принял доклады из отсеков. Гортанный кавказский голос доложил из кормы: «Седьмой осмотрен. Сопротивление изоляции и газовый состав воздуха в норме. Замечаний нет». Это были последние слова старшего матроса Надари Бухникашвили. По всей вероятности, он погиб сразу же, как только вспыхнул объемный пожар. Даже не успел дотянуться до рычажка «лиственницы» — микрофона межотсечной связи.

В необитаемом седьмом отсеке он был один. Он один лишь видел, что полыхнуло и как… Надари Отариевич Бухникашвили, командир отделения машинистов трюмных, специалист 1 класса, член комитета ВЛКСМ… Черноусый худощавый парень родом из Гагры. Он не был пляжным мальчиком, каких немало в курортном городе. Металлист, но не из «хэви метал». Руки его, привыкшие к тяжелому металлу слесарных инструментов, умели нежно держать гитару. Она осталась в каюте второго отсека вместе с «дембельным альбомом», для обложки которого Надари вытачивал из плекса белого медведя на льдине и цифры «1986–1989» — годы службы на флоте.

11.03. На пульте вахтенного механика выпал сигнал: «Температура в 7-м отсеке больше 70°». Юдин немедленно доложил командиру.

— Аварийная тревога!

Торопливый клекот ревуна взметнул всех, кто еще просыпался. Звонки и ревуны на боевой службе подаются лишь в крайних случаях. Учебные тревоги, чтобы не нарушать звукомаскировку всегда скрытного плавания, объявляются лишь голосом.

Заместитель командира дивизии капитан 1 ранга Б. Коляда, старший на борту:

— Я выскочил из койки, натянул брюки и бросился в центральный пост. Куртку и ПДУ надевал на бегу.

На ГКП (Главном командном пункте) уже были командир лодки капитан 1 ранга Ванин и инженер-механик капитан 2 ранга Бабенко. Бабенко лихорадочно запрашивал аварийный отсек: «Седьмой, седьмой!..» Седьмой не отвечал. Я спросил:

— Люди там есть?

— Старший матрос Бухникашвили. На связь не выходит.

— Командир, давай ЛОХ[2] в седьмой!

Ванин помедлил несколько секунд, надеясь, что Бухникашвили еще откликнется. Он не хотел верить, что Надари уже нет. Командир с лейтенантских времен знал: дать фреон в отсек, где находятся люди, все равно что пустить газ в душегубку — верная смерть. Но Бухникашвили не отвечал. Медлить было нельзя.

— Дать ЛОХ в седьмой! — приказал Ванин и прикусил губу. С этой секунды можно было считать, что матроса нет в живых. Мы надеялись, что это будет единственная жертва…

На сигнальном пульте загорелся мнемознак: «Дай ЛОХ в 7 отсек». Это мичман Колотилин, техник группы Дистанционного управления, включил из смежного шестого отсека станцию пожаротушения. Обычно фреон — летучая жидкость — тушит любой огонь, накрывая очаг горения плотной газовой шапкой. Этот добрый джинн не раз выручал подводников — и дизелистов, и атомоходчиков. И все бы тем и обошлось, если бы пожар не разгерметизировал трубопровод системы воздуха высокого давления. Отсек сразу же превратился в подобие мартеновской печи. Мощное давление заглушило впрыск фреона, раздуло пламя сжатым воздухом.

В корме бушевал тысячеградусный, многажды спрессованный и оттого еще более яростный огонь, а на табло в центральном посту светился знак: «Температура больше 70°». Других приборов, показавших бы, как высоко скакнули в отсеке температура и давление, на пульте не было. Но вскоре и без них стало ясно, что пожар необычный… Из шестого отсека мичман Колотилин сообщил тревожную весть:

— Наблюдаю протечки дыма…

Через несколько секунд и в шестом хлестнула огненная струя.

— Центральный! — рвался из динамика голос Колотилина. — Выброс гидравлики из-под правого турбогенератора. Бьет, как из огнемета… Трудно дышать… Прошу разрешения включиться в ИП!

— Добро!

Даже если он и успел натянуть ИП — изолирующий противогаз, то незамысловатый аппарат мог спасти его лишь от дыма, но не от огня. Шестой наддулся и тоже превратился в полыхающую топку. Немедленно остановили правый турбогенератор. Левый остановился сам. Тут же сработала автоматическая защита реактора. Замер гребной вал. Подлодка лишилась хода. Потерять ход на большой глубине — смертельный номер: под корпусом субмарины исчезает подъемная гидродинамическая сила, несколько секунд инерции — и провал в бездну. В эти критические мгновения рок, и без того слепой, просто взбесился. Из пятого успели прокричать:

— Пожар…

Из четвертого доложили:

— Искрит станция циркуляционного насоса первого контура…