ПЛАН «Б»

— Более чем, — ироничная сдержанность лопнула, как мыльный пузырь. Череда побелел от досады, глаза стали злыми, колючими. — Подумайте, как поведет себя семнадцатилетняя девица, узнав, что мама выходит замуж и оставляет ее. Сначала возненавидит меня. Затем силу этой ненависти обрушит на Ларису. Начнутся слезы, страдания. Вы тоже скажете свое слово. Да не одно. В итоге, Лара не вынесет дочкиных истерик и вашего горя и уйдет от меня. Что ж ей, бедной, мать убивать и ребенка сиротить?! А девочка успокоится, начнет бегать на свидания, мечтать о любви, взрослеть, отдаляться. Матери она разрешит варить обед, стирать бельишко и стареть потихоньку. В компании с вами.

Запал кончился. Вадим допил кофе. Поднялся.

— Я сам в канун совершеннолетия вместе с бабушкой не дал матери выйти замуж во второй раз и механику этого дела знаю отлично. Завтра я позвоню. Подумайте, о нашем разговоре, не спешите с выводами. За резкость простите, но, по большому счету, я прав.

Любовь Андреевна с тоской глядела в спину уходящему Вадиму.

«Как я буду жить без Лары?» — точила сознание горькая мысль. Жизнь, такая щедрая в начале, постепенно отбирала все. «Боже, о чем я? Ведь не хороню…» — слезы и воспоминания сдавили горло.

— Простите меня, Любовь Андреевна, — раздался вдруг голос Вадима. Он вернулся, — я был резок, нетерпим. Так нельзя. Мы должны договориться.

— Садитесь, — обрадовалась искренне, — хорошо, что вы вернулись. Очень хорошо.

— Я люблю Ларису.

— И я люблю.

— У нас будет ребенок, наверное, — на всякий случай, Череда обезоружил будущую родственницу.

Удивленно вскинув брови, та усмехнулась:

— Как это, наверное?

— Я неловко выразился. У нас будет ребенок.

Новость! Да еще какая!

— Ребенок, — Любовь Андреевна задумчиво протянула, — ребенок. Лара хочет рожать?

Вадим даже отпрянул. Женщины — существа жестокие и циничные! По какому праву они распоряжаются жизнью ЕГО малыша?

— У вас нет детей! — догадалась Любовь Андреевна.

— Нет! — сознался, как в грехе.

— Тогда, я вас поздравляю!

— А я — вас.

Лара давно хотела второго ребенка. Михаил не соглашался. Морщился брезгливо, словно речь шла о чем-то гадком, стыдном, противном.

Череда напряженно смотрел в зеленые глаза. В них светилась усталая мудрость: гарант мира и спокойствия и обещание холодной войны?

— Ладно, Вадим, вы победили, — женщина положила руку на ладонь мужчины. Дружеское пожатие? Отнюдь. Доверяй, проверяй и не ошибешься. Новый человек входил в семью, и следовало знать, что у него за душой.

— Какие счеты между своими.

Вадим освободил руку. Словно почувствовал учиненный допрос.

— Хочу сразу предупредить: я, не ангел и райскую жизнь не обещаю. Вредить не стану, а пока не привыкну, нервы, уж извините, попорчу.

— Из ваших рук хоть яд! Но в разумных дозах.

— Будем считать, что пакт о ненападении подписан.

— Отлично. Я могу рассчитывать на вашу помощь в отношении Таты?

— Да.

Глава 15. Война и мир

— Мне все равно, — объявила Тата и величественно покинула комнату. Смотреть, как Вадим выносит из дому мамины вещи, она не могла.

Вечера в непривычном одиночестве полнились злой, кипучей ревностью и ощущением собственной никчемности.

— Они меня бросили, — наконец, оформился вывод. — И мама, и папа.

— Нет, девочка, — пояснила бабушка. — Родители тебя любят, и будут любить всегда. Но жизнь сложнее представлений о ней. О папе я говорить не хочу, что касается мамы, то ты для нее в жизни главное.

— А Череда как же?

— Знаешь, он мне сказал: «Если мы заключим союз, то сможем дать Ларе вдвое больше. Если примемся делить, рвать на части, воевать друг с другом, пользы не будет никому». Поэтому мой тебе совет, когда становится невмоготу: подумай не о себе, а о маме. Вспомни, как мы хотели сделать ее счастливой. И пойми: у всего есть цена. Твоя обида — это плата за устроенную личную жизнь Ларисы. Твое спокойствие стало бы платой за ее одиночество.

Аргументы были серьезными и требовали внимания, особенно после разговора с потенциальным отчимом.

После скандальной выходки — накануне свадьбы Тата сказала бабушке, что беременна от Вадима — Череда вышел из себя:

— Тата, ты — дрянь. Маленькая наглая эгоистичная дрянь.

Воспитательная беседа происходила в парке, подальше от ушей Ларисы и Любови Андреевны. Потому Череда не очень подбирал выражения.

— Я — терпеливый человек, но своим идиотским поведением ты достала меня до печенок. И не только меня. Бабушка сейчас пьет лекарства и молит Бога, чтобы твои слова оказались ложью, и чтобы о них не узнала Лара. Представь на минутку, как она отреагирует на подобные новости?!

— Мама возненавидит и бросит вас. Вернется домой. Тогда я скажу правду и успокою ее.

— А если она возненавидит тебя?

— За что?

— Но ведь ты лишаешь ее любви, разрушаешь счастье, сиротишь будущего ребенка.

— Ваше счастье построено на моих слезах!

— А ты не плачь. Ты порадуйся за маму.

— Не могу я радоваться.

— Конечно, ведь приходится, отдавать, а не брать. Каждый заплачет.

— Что я брала? Что?

— Все, деточка, все. Каждый день, все семнадцать лет кряду ты получала от мамы любовь, заботу, душевное тепло.

— Я не просила.