План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945

Пока министерство восточных территорий было занято отражением атак узурпаторов из МИД, Кох усиливал свою хватку на Украине. Казни совершались ежедневно – если этот термин, с его обертонами законности наказания, можно было бы приложить к треску пулеметов и кое-как забросанным массовым могилам, спутникам террора, – и каждую ночь грузовики СС колесили по улицам, собирая «подозрительных». Порки (обычно до смерти) были приметой правления Коха, и их проводили «в целях устрашения» в публичных местах – на площадях и в парках. В эти первые недели оккупации еще не было систематического плана эксплуатации. Это стало просто развлечением для немцев, «соскребанием глазури с пирога». Но со стороны местного населения не было и сопротивления, достойного называться этим словом. Однако в этой оргии садизма и бесправия не требовалось никакого пророческого дара предвидеть, как Розенберг объяснял в одном из своих посланий к Коху:

«Существует прямая опасность того, что, если население поверит, что власть национал-социализма будет оказывать еще худшее действие, чем большевистская политика, неизбежным следствием явится возникновение актов саботажа и образование партизанских банд. Славяне склонны к заговорам в таких случаях…»

В отличие от режима на Украине и в Белоруссии власть, установленная в прибалтийских провинциях, на северном конце фронта, казалась спокойной. Лозе, комиссар, был прежде всего немецким бюргером. Он любил вкусно покушать, и это чрезмерное увлечение вызывало его частые отлучки для лечения на курортах. Когда же он был на месте, внимание к мелочам поглощало его целиком. Он испускал «потоки указов, инструкций и директив на тысячах страниц». Объемистая переписка шла между Ригой – местонахождением Лозе – и четырьмя генеральными комиссариатами по самым пустячным административным делам. Был установлен контроль за ценами на металлические колечки для гусей с головами и без таковых, живых и битых. Был выпущен указ о «максимальных ценах на тряпье» с разницей в десять пфеннигов за один килограмм для светло-коричневой и темно-коричневой вискозы. Даже таблички «Не курить» должны были иметь личную подпись Лозе.

Отношение комиссара к «подданным Остланда» было резюмировано в следующем году в обращении к своим служащим:

«Пока народ остается мирным, с ним нужно обращаться пристойно».

Более того, Лозе держался принципа наследования: «Я работаю не для себя. Я работаю так, чтобы мой сын, который только что родился, мог когда-нибудь возложить на свою голову наследственную герцогскую корону».

Эта политика имела два результата. Во-первых, промышленные мощности Остланда давали рейху гораздо больше необходимой в военное время продукции, чем другие, потенциально более богатые области, где управление осуществлялось с ненужной жестокостью и притеснениями. Хотя и здесь работе на войну мешала баснословная коррупция и неэффективность – ведь для мелких и крупных немецких бизнесменов открылся «охотничий сезон», и они строили свои частные промышленные империи, прибегая к «конфискации» и «лицензированию», а затем используя их для производства и продажи «предметов роскоши» (как, например, детских колясок), которые были запрещены в более жестко организованной экономике рейха.

Вторым результатом было то, что партизанское движение никогда не являлось местной опорой для Красной армии, как потом стало в других частях России. В Эстонии, Латвии и Литве население переживало войну в состоянии молчаливой покорности, умеряемой в последующие годы опасениями возмездия со стороны Красной армии после ее возвращения.

Пока тыловые районы подчинялись этому режиму – смеси террора, некомпетентности и порабощения, – германская армия продолжала свой галоп по степям. 1 июля Гудериан перешел Березину у Свислочи силами 4-й танковой дивизии, а на следующий день 18-я танковая дивизия отвоевала плацдарм выше по реке у Нового Борисова и вошла в город одновременно с танками 14-й дивизии на правом фланге Гота. Но личные трения, неразлучные с некомпетентностью у гражданской администрации, отнюдь не были новостью при проведении военных операций даже на этой ранней стадии. От этого порока в особенности страдала группа армий «Центр».

Первичным источником этих осложнений были трения между Гудерианом и К л ю г е. До этого Клюге командовал 4-й армией в Польше (когда у Гудериана был корпус) и во Франции (и снова Гудериан был только командиром корпуса). Теперь Клюге все еще командовал 4-й армией, а его бывший подчиненный командовал самым острием клина в составе группы армий Бока, который должен был пронзить центр европейской России. Правда, Клюге получил звание фельдмаршала за свои успехи во Франции, и 4-я армия была самой мощной среди 11, развернутых в начале реализации «Барбароссы». Хотя это и могло уменьшить досаду Клюге, это не утешало его в том, что ему не досталась группа армий.