И ухватили разбойницы Касима под белы рученьки за полосатый халат, смяли на нём тюбетейку почтенности, да и воспользовались им, его не спрося, ровно сорок и ещё один раз!..
Бедный Касим… отдыхал себе тихо в углу… Когда грозная стая разбойницов, вновь надевши доспех улетучилась и предводительница-атаман лунолонная Шари-Заде обрубила хвоста за собой пути Касимову, крикнув «Сим-сим, закрой дверь!..».
Касим понял – всё сон!.. И уснул, свернувшись баранкою на дорогом турецком холсте перемежаемом лоскутами персидского шёлка…
Али-Баба вечером возвращался домой. Встретить Касима он уже не собирался, по правде сказать, думал, что брат его старший давно себе в городе отвязывает мешки с богацтвом от мулов как ешаков. И потому удивлён был немало культурный турист Али-Баба, застав сорок всех ешаков аккуратно привязанными как и прежде к траве у входа в скалу и пещеру…
«А и занялся, видно, Касим изысканиями!..», подумал Али-Баба, «Небось от курицы нажаренной оторваться не может и ест мой пилав!..».
Подошёл, крикнул «сим-сим» и вошёл. Глядь, а Касим-брат лежит никакой, как сабак без хвоста!.. «Касим, Касим!», стал сразу брата будить Али-Баба и на всякий случай заплакал, почти сразу всё поняв: «Что с тобою уделали тут сорок с одною разбойницов без меня?!».
- Да, брат… - говорит, разонемевший теперь только, проснувшись, Касим. – Виды видывал я за свою жизнь, и немалые, а такого не приходилось ещё: силой ссильничали меня сорок разбойницов и ещё одна сверху краса!.. Обрубили хвоста за собой мне и ускакали на лошадях!
Подал младший брат Али-Баба своему брату старшему досточтенному Касиму тюбетейку измятую, отыскал его в дальних углах полосатый халат, да и говорит:
- Погоди, Касим, да у тебя же и не было ведь хвоста!
- Сам ты не было! – огорчился Касим. – Просто он был – невидимый! А теперь только вот что осталось от них…
И он потряс мужеским своим достоянием, которому завидовала вся женская половина их улицы и половина женской половины квартала…
Потаскали они тогда вместе мешки с тем золото-богацтвом, что Касим понабрал, нагрузили на ешаков и приехали в город домой. А дома сказали всем, что были в лесу. Только мало кто поверил им, и на другой уже день полгорода знало о том, что Касиму невесть где «хвоста обрубило» и он ходит теперь как собою потерянный, словно всё считает заново на уме себе что…
А Касим на самом деле упрашивал Али-Бабу «съездить ещё», но Али-Баба был занят всё своей очередной культурной программой и скакал по горам. А Касим тосковал на мешке с богацтвом тем золотом, за которым прятался в пещере от дев – сорока и ровно одной… Вот заметила то Фатима его и говорит ему: «Ты, Касим, правда стал не такой какой-то совсем! Ну подумаешь – сорок раз по разу пришлось и ещё один только разок! Так чего же с того – горевать?!». А Касим только поцеловал её, куда увидел, и опять – тосковать…
А между тем временем сорок разбойницов с атаманшей-красою Шари-Заде вновь прискакали к пещере своей и вошли.
- Странно… - пожала плечами Шари-Зада прекрасноресницоокая, - говорил, что немой, а сам взял и ушёл… И свой скарб захватил… Вы не знаете, девочки, к чему бы это у нас такое тут приключение?..
Вышла тут самая младая из всех сорока тех разбойницов Дзари-Лана-ака вперёд и говорит атаману Шари:
- О, величайшая из премудрых наездниц на пони и ко! Думаю так я, что этот немой, оталкавший из чашки моей горько-страстного кофе и который съел мою шоколадку ещё, был совсем не немой! Он был просто глухой и дебил, каких мало, а мы теперь все – им снасилованные! То есть вечный позор… Предлагаю его ещё раз к нам впоймать!..
- О, ясномыслящая из ясномыслящих, уравновешенночуткая Ла! – ответила ей Шари-Зада, не задумавшись. – Зря ты мыслишь столько сразу достоинств на всего лишь одного человека! Хотя впоймать его заново мне и самой бы хотелось, как не передать… Никто не спросил в пылу страсти где он живёт?
Нет – никто не спросил. И поэтому решила Шари-Зада страстнотерпкая выслать в город отвага-разветчицу из самых смышлённых себе, то есть Лану-ака… «Поезжай, говорит, на коне до околицы. Там сменишь наш бронеразбойный золотой весь наряд на простой халат с паранджой знатной гетеры – так тебя никто не узнает. А ты узнай всё на свете и возвращайся расскажешь нам!..» Так и сделали.
Приехала следующим днём Дзари-Лана-ака в город, переоделась простой знатной гетерой и пошла прямиком на базар, где всегда знали сразу всё.
А башмачником там был Игор-Сулеймен-ибн-Бек сын Али-Шаха внук Омара-Хусейна-оглы. И отец его был башмачником, и он сам, и даже дед – подмётку прибить за бесценок или каблук припаять дело знатное, не каждому багачу по карману!.. Вот сидит Игор-Бек-Сулеймен утром тем на пустом ещё вовсе базаре и считает сколько лучей солнца осталось ждать ему первого рванобашмачника. И вдруг подходит к нему странная дева – в наряде простом, с вуаль-паранджой знатной гетеры – и говорит:
- А не знаешь ли ты, башмачник, чего нового в городе делаецца?