Планета-мечта (СИ)

Если бы он смог заснуть! — но сон не шел к нему.

Ему было холодно. Теперь ему всегда было холодно, так холодно.

Почему этот образ вернулся к нему, почему именно о ней он думал, об этой девочке, которую он хотел когда-то сделать своей женой? Это и по вороньим меркам было не вчера, и он давно уже не вспоминал ее, но сейчас он цеплялся за этот образ, не желая окончательно сойти с ума, словно безумие не было для него наилучшим выходом.

Он лежал, скорчившись, на сухой земле и думал — о ней. Он не помнил ее лица — как странно. Впрочем, сейчас он не мог вспомнить и лица тех, с кем прожил рядом не одну сотню лет. Он помнил только глаза ее, темные, блестящие, круглые. Смутно помнил, как она смеялась, как легки были ее прикосновения. Он вспоминал и не мог вспомнить, пытался воскресить ее в своей памяти — час за часом, день за днем.

Местами еще не сошел снег, когда изгнанник впервые смог выползти из норы. Он дополз только до такого снежника и уткнулся в него разбитым лицом. Лицо его все запеклось кровью, и она испачкала снег — не красными, а отчего-то темными пятнами. Холод измучил его, но это ледяное прикосновение было приятно. И он лежал, прижимаясь к снегу лицом, и думал о Ра. О том, что она уже выросла и давно забыла обо всем. О том, как едва не сломал ей жизнь. А за всеми этими путанными бредовыми мыслями вставал тот ребенок, невинный и веселый, темноволосый, темноглазый, ласковый ребенок, и он смотрел на изгнанника, смотрел, смотрел.

Тихо было в лесу той весной. Не пели птицы. Звери испуганно пробегали мимо, не смея подойти, принюхаться. Из талой земли не желали всходить ростки ранних трав. Казалось, изгнанник все затягивал с собой — в тот омут, в который медленно проваливался. Только один полуседой лис остановился, замер и подошел, робея, готовый отпрыгнуть и убежать. Изгнанник лежал, не шевелясь. От него веяло чернотой, которая была даже страшнее заклятья, отгонявшего живое. Лис понюхал спутанные волосы лежавшего — не человек, странно. Лис был стар и сед, но никогда еще не встречал воронов. Осмелев, он понюхал еще.

— Ра….

Хриплый, скрипучий голос, словно его обладатель не говорил миллионы лет. Лежавший приподнял голову. Лис прыгнул в сторону, но не убежал. Склонив голову, посмотрел на лежавшего. Глаза у того были черные, безумные, измученные. Пустые — он не видел ни палых листьев, ни мокрой земли, ни голых ветвей. Не видел испуганного зверя, стоявшего перед ним. Если он и видел что-то, то лишь доступное ему одному.

— Ра…. - позвал он снова.

Никто ему не ответил. Лис посмотрел на него, посмотрел и побежал свой дорогой. Изгнанник опустил голову. Дыхание его было неровным, и сердце то билось, то замирало. Голос его затих, словно дальнее эхо в горах.

— Ра…

37. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Торже, день тридцать шестой.

Мне, вероятно, придется задержаться здесь на какое-то время. Неизвестно, что теперь предпримет Кэррон. Конфликт еще не исчерпан, хотя здесь остался всего один агрессор. Старейшины Лориндола заверили Стэнли в полной мирности намерений файнов. Пока сорты (к ним причисляются и земляне) не пересекают границ тайных владений файнов, никто не пострадает. Что ж, лориндольцы поступили разумно. Никто не хочет, чтобы горы Лоравэйа постигла та же участь, что и Серые горы, никто не хочет, чтобы сожжена была Бесконечная роща.

Между тем «Весна» улетает отсюда через два дня, и мне нужно переселяться куда-то. Стэнли предложил мне дом на окраине Торже. В этом доме жили до сих пор Робертсоны, муж и жена, они улетают на «Весне». Маленький такой одноэтажный домик с небольшим двором и кустами рамарии под окнами. Таких домов несколько в Торже, они построены специально для работников миссии, и внутри они достаточно современны, с системой водоснабжения, с информаторием и всем прочим. Домик совсем маленький, там есть кухня, комната и ванная. И все. Но, наверное, я соглашусь. Приятно будет пожить в собственном домике.

О Кэрроне нет никаких вестей. Где он и что с ним, я не знаю. Я беспокоюсь о нем. Мне жаль, что он сбежал, он мог бы хоть немного отдохнуть здесь.

Делать мне пока нечего. Конфликт погас, не успев даже по-настоящему разгореться, но это не моя заслуга. Просто обстоятельства так сложились. Но делать мне сейчас действительно нечего, для координатора работы здесь уже нет. Я написала и отправила рапорт, но ответа пока не получила. Возможно, скоро мне придется улететь отсюда, но пока об этом думать я не хочу. Не могу.

38. Дневник-отчет К. Михайловой.

Алатороа, Торже, день тридцать восьмой.