Бросить бы ее в лагере Верана, пусть знает, что у мужчин свои методы, подумал Корсон. Но нет, этого он не сделает. Потому что именно там он полюбил ее по-настоящему. Когда она проявила выдержку и хладнокровие. И потом, на планете-мавзолее, где она была такой испуганной, растерянной и слабой.
Впрочем, у него нет выбора. Он пойдет вызволять ее — и самого себя — из когтей Верана. Подбросит им сумку с едой на планете-мавзолее. До этого момента его судьба предопределена. Он не мог уклониться от нее, не рискуя вызвать изменения в своем прошлом. А дальше? После того, как он отправит письмо, придется ли ему добывать для Верана оружие и солдат, которых требовал этот дезертир из Эргистаэла?
Все казалось абсурдом. Почему другой Корсон после побега оставил их на планете — мавзолее? Был ли этот промежуточный ход обязательным, было ли это место перекрестком времени? Но Корсон начинал уже неплохо понимать дороги времени и не сомневался, почти не сомневался, что ничего подобного быть не могло. Когда побег удался, он мог с таким же успехом доставить беглецов хотя бы сюда, на этот пляж, где расположился Совет Урии, а потом в одиночку отправиться обратно в Эргистаэл, если это было необходимо. Было. Корсон это знал. В Эргистаэле он стал другим. И научился многому, что уже помогло ему или поможет в выполнении его плана позже…
Он вспомнил о металлической табличке, которая лежала на виду, прямо на сумке с едой, перед дверью мавзолея. Тогда он не понял смысла этой записки. Корсон порылся в карманах комбинезона — табличка была там, хотя он не раз менял одежду. Должно быть, машинально перекладывал все вещи из карманов…
Часть текста уже стерлась. Но оставшиеся буквы казались глубоко впечатанными в металл:
ДАЖЕ ПУСТЫЕ УПАКОВКИ МОГУТ ИНОГДА ПРИГОДИТЬСЯ. ВОЕВАТЬ МОЖНО ПО-РАЗНОМУ. ПОМНИ ЭТО.
Корсон тихо присвистнул сквозь зубы. Пустые упаковки — это, конечно, полуживые женщины из мавзолея. Он подумал, что им можно было бы вживить искусственные личности и использовать их как роботов. Он ведь сначала даже принял их за андроидов. Но пупок на животе каждой не оставлял сомнений: когда — то эти женщины жили. И умерли, хотя замедленные жизненные процессы в их телах могли убедить в обратном. Он насчитал больше миллиона, а ведь не дошел, даже не увидел конца мавзолея.
Это была великолепная потенциальная армия. Такое войско удовлетворит самые безумные амбиции Верана. Но с одной оговоркой. Женщины. Когда в лагере появилась Антонелла, полковник посчитал, что не мешало бы усилить дисциплину. Веран был уверен в своих людях, но уверен не до конца. Он не боялся, что его предадут ради денег или из честолюбия. Но у физиологии свои законы, и полковник предпочитал с ними считаться.
Корсон поднес руки к горлу. Ошейник был на месте, настолько легкий, что порой он совсем забывал о нем. Прочный. Холодный. Бездушный и опасный, как гремучая змея. Но змея пока спала: мысль набрать армию из полуживых женщин не содержала враждебных намерений.
Он склонился над песком в приступе рвоты, сознавая, что Антонелла смотрит на него. При мысли, что надо использовать полуживых, его просто выворачивало. Как это в духе богов Эргистаэла! Отходы, военные преступники, жертвы конфликтов — все идет в дело, чтобы избежать большего беспорядка. Они выбирали из двух зол меньшее, эти казуисты… Или уж, скорее, абсолютные реалисты. Ведь женщины были мертвыми, определенно мертвыми. Пустые упаковки… Они не способны были больше ни думать, ни творить, ни действовать, даже страдать — разве что на биологическом уровне. Может быть, они еще сохранили способность к продолжению рода…
Наделить их искусственной личностью было бы несравнимо меньшим преступлением, чем простым нажатием кнопки повергнуть в руины и пепел целый город со всеми его разумными обитателями. Если подумать, то это ведь не большее преступление, чем обычная пересадка органа. На Земле хирурги давно разрешили эту этическую проблему: мертвый служит живому…
Корсон с трудом сглотнул горькую слюну, вытер уголки рта.
— Мне уже лучше, — сказал он Антонелле, испуганно смотревшей на него. — Ничего страшного. Пустячный приступ.
Она даже не попыталась ему помочь. Не двинулась с места. Слишком молода, подумал он, и выросла в мире, который не знает о болезнях и страданиях. Она пока просто красивый цветок. Испытания изменят ее. Тогда я смогу ее полюбить. И клянусь всеми их богами, камня на камне не оставлю от Эргистаэла, чтобы найти ее! Они не смеют держать ее там. Она не пачкала рук в крови, не совершила никакого преступления.
Вот потому-то он, Корсон, здесь. Антонелла не смогла бы сделать того, что сделал он, и что еще оставалось сделать. Этого не могли ни Сид, ни Сельма, никто из их эпохи. Тут нужен хребет покрепче. Они принадлежали к другому миру и боролись на другом фронте. К несчастью для них, опасность не была окончательно изгнана из того мира. И уничтожить ее было делом таких, как Корсон.