Планета Вода (сборник с иллюстрациями)

— Может быть, лучше кто-нибудь из товагищей депутатов нашей поганой Думы? — стал отнекиваться картавый «Ильич». — Огатог из меня, как вам известно, неважнецкий.

Ого, у них тут и депутаты Думы есть, удивился Фандорин. И, приглядевшись, определил, что таковых здесь, пожалуй, аж трое. У народных избранников от привычки к долгим заседаниям вырабатывается совершенно особенная посадка — расслабленно-значительная, с равномерным распределением массы тела на спину и обе ягодицы.

Картавого все-таки упросили. Оратором он и в самом деле оказался так себе. Сначала говорил про разбитое корыто пролетарских надежд и выбор единственно верного пути, про тернистый путь консолидации всех здоровых сил и безжалостную ампутацию гниющих членов. Дальше понес вовсе невнятное — про каких-то «ликвидаторов», «отзовистов», «впередовцев», «августовцев». Всё, как обычно: у эмигрантов на трех революционеров — четыре партии и шесть фракций.

Фандорин перестал слушать чушь и сконцентировал внимание на мостике. Пора бы Цукерчеку уже объявиться.

Стало нервно. Что если вованзухен все-таки подвел?

— Товарищи! Без пяти! — жалобно пискнула молодая женщина. — Давайте все-таки проводим старый год.

— В самом деле, товарищи. Выпьем, — поддержал ее солидный господин в хорошем галстуке, один из тех, кого Фандорин зачислил в депутаты. — А потом, после двенадцати еще раз — за новый. Ну, прощай девятьсот двенадцатый!

Лысый, кажется, был недоволен, что его перебили.

— Ну его к чегту, ваш двенадцатый. Год был говёный, на гадость бугжуáзии. Лично я символически пойду пговожу его в отхожем месте.

— Володя! — укоризненно воскликнула одутловатая дама, но остальные расхохотались, а Володя, он же Ильич (Владимир Ильич?) с шутовской раскачкой направился в сторону коридора.

Ошибся я с Кобачевским, подумал Фандорин и тоже поднялся — бесшумно. Сразу же отступил в тень. И плавно, но быстро двинулся вдоль темной стены.

Время было без четырех минут двенадцать.

Мостик по-прежнему пустовал, но сейчас появится и Цукерчек.

Очень возможно, что он успел обзавестись оружием, а значит брать его в зале, где много людей, не следует.

Ресторанная латрина — место уединенное. Лучше не придумаешь.

Ватер-клозет был под стать заведению — темноватый и не слишком чистый. Эраст Петрович увидел две ноги, торчащие из-под дверцы кабинки (прочие были пусты), и отошел в угол, чтобы оказаться прикрытым дверью, когда она распахнется. Привстав на цыпочки, открутил лампочку.

— Чегт! — донеслось из кабинки.

В туалете стало почти совсем темно, лишь над умывальником горел слабый свет.

— Урррааа!!! — закричали в ресторане. Там грохотали стулья, хлопали пробки. Треск донесся и снаружи — должно быть, начался новогодний фейерверк.

«Поздравляю, сударь, — кисло подумал Фандорин, — вы встречаете новый год в хорошем месте. Стало быть, весь девятьсот тринадцатый будет соответствующим».

Однако Цукерчек опаздывал. На маньяка аккуратности и чистоплотности непохоже.

Человек в кабинке кряхтел и шепотом ругался. Раздался звук слива — Эраст Петрович поморщился.

Наконец-то!

Лысый вышел, остановился у умывальника. Долго мыл руки, разглядывая в зеркале свою малопримечательную физиономию.

А потом Кобачевский (да полно, Кобачевский ли?) как ни в чем не бывало вышел в коридор, обдав Фандорина запахом дешевого одеколона.

Еще не веря в ошибку своей дедукции, Эраст Петрович выскользнул следом.

Проклятье! Лысый шел прямо к столу, по сторонам не смотрел.

Фандорин кинулся к официанту:

— Кто-нибудь сейчас входил? В последние пять-десять минут?

— С новым годом, герр Бальтазар! Никто.

За столами кричали, звенели бокалами, русские хором запели «Вставай, проклятьем заклейменный!». Эраст Петрович оглянулся на них, и вдруг увидел, что стул слева от вернувшегося «Ильича» пуст.

— А где тот господин? — Фандорин схватил полового за плечо.

— Вышел на палубу. Там видно фейерверк.

Речной дебаркадер

Обернувшись, Эраст Петрович увидел приоткрытую дверь, в которой чернела приземистая фигура, по-мефистофельски подсвеченная сполохами салюта. Кавказец делал рукой знаки — кого-то подзывал.

Оказывается, лысого. Тот отодвинулся от стола, тихо поднялся.

Оба они никакого интереса не представляли, и скорее всего Фандорин вообще зря тратил время в этом плавучем кабаке, но торчать в зале не было никакого смысла.

Эраст Петрович пересек зал, вышел на холодную палубу.

Сноп разноцветных ракет взметнулся с замковой горы, по водной глади прокатилось эхо.

Куда подевалась эта парочка?

Ветер донес с кормы обрывок негромкого, сердитого разговора — там кто-то выругался. По-русски.

Неслышно ступая, Фандорин приблизился, осторожно выглянул.

У перил стояли двое — кавказец и картавый. Первый разжигал трубку. Огонек спички осветил хмурое скуластое лицо со сдвинутыми бровями.

— Что значит «согвалось»? — раздраженно выговаривал ему «Ильич». — А вы говогили: надежный человек. Откуда вы его взяли?