Annotation

Шкуропацкий Олег Николаевич

Шкуропацкий Олег Николаевич

Планеты с тёмными именами

Мертвецы в земле с планеты

С тёмным именем - Европа...

Е. Кормильцев. Ноа-Ноа

-----------------------------------------------------------------------------------------------------

... первая запись в дневнике

Стоя на берегу полноводной реки и наблюдая за неровным клином отлетающих птиц, я впервые отчётливо почувствовал, что нахожусь в Восточное Европе. Это ощущение пришло неожиданно и было контрастным до рези в мозгу. "Вот я и в Восточной Европе" - подумал я, глядя на тёмную свинцовую воду. Река была холодной и глубокой, в такой реке можно легко утонуть, она как будто была специально создана для того чтобы сводить свои счёты с жизнью. Канув в её холодные воды, назад не возвращаются. Жёлтые покоробленные листья постепенно тяжелели на поверхности речной глади.

Интересно, почему я почувствовал это именно сейчас, спустя почти трое суток. Три дня и две ночи я находился в этой части мира, но только теперь, стоя на берегу самоубийственной реки, сумел включиться и полностью осознать случившееся. Я в Восточной Европе. Это случившееся было чем-то массивным и скользким, как только что пойманная рыба; оно ускользало, уворачивалось, упорно не давалось мне в руки, я долго не мог ухватить его за хвост. И вот спустя несколько суток, я с содроганием прижимал к своему туловищу неприятную, провонявшую сыростью, пресноводную рыбину - Восточную Европу. Мне было тошно и тоскливо, я чувствовал себя чудовищно заброшенным и поэтому лёг спать не раздеваясь, только сняв гигантские из-за налипшей грязи сапоги, "гамнодавы", как выражался мой проводник. Я буквально провалился в сон, словно сон - вырытая яма.

... вторая запись в дневнике

Питер, мой проводник, разбудил меня ещё затемно, бесцеремонно растолкав своими твёрдыми ручищами. "Пошли" - сказал он, уже одетый в вечную, неопределенного цвета телогрейку. В помещении серело, Питер даже не собирался включать свет. Было отвратительно темно и промозгло. Мне ничего не оставалось делать, как вползти обратно в свои волглые гамнодавы. Мы вышли на улицу, за нами храпнула дверь и воздух обдал пробирающей до костей, осенней сыростью. Я невольно съёжился всеми своими теплолюбивыми внутренностями. Утро обещало быть паскудным; вокруг стояла мёртвая, почти отвердевшая тишина, даже собаки почему-то заткнулись. Я то и дело спотыкался на ровном месте, с трудом переставляя пудовые сапожища. Питер вёл меня какой-то неразборчивой местностью, кривыми, словно зубы, переулками в которых я совершенно запутался.

- Куда мы идём? - спросил я просто так, чтобы поломать тишину, поскольку мне было наплевать куда мы идём, по сути - я ещё не проснулся.

- Увидишь - прохрипело в ответ с той стороны темноты.

Вполне ожиданно прохрипело, надо сказать. Питер никогда прямо не отвечал на вопросы, словно что-то мешало ему просто и без околичностей пояснить суть дела. Странно, ведь мужиком он был вполне себе бесхитростным и даже, на мой взгляд, чересчур прямолинейным, бившим прямою наводкой и где надо и где не надо, но дать прозрачный ответ на прозрачный вопрос являлось для него делом практически неподъёмным. Его ответы, как правило, были всегда ни о чём, всегда обо всём, всегда многозначными. Да и вообще в Восточной Европе для человека пришлого ничего не случалось просто так, ничего не происходило по очевидным законам причинно-следственных связей, а являлось результатом действия какого-то иного, более сложного и тёмного, каббалистического механизма.

Мы вышли за околицу села. Посветлело, сумерки исчезли с лица земли и перед нами раскинулось раскисшее от сырости пространство. Раздолбанная колея дороги блистала дождевой водой, двигаясь по ней, мы то и дело по уши увязали в грязи. Чем-то назойливо и отвратительно воняло. Наконец мы вошли за ограждение скотного двора. Здесь царила вонища и та особенная невыразимая слякоть, состоящая из земли смешанной с дерьмом и мочою животных. Я начал задыхаться. Смрад со все размаха шибанул мне в нос. Первым моим порывом было побыстрее отсюда убраться, но, преодолев первую тошноту, я устоял на месте. Через несколько минут принюхавшись и пропитавшись духом, я почувствовал себя более-менее.