Планка (сборник)

Город был уже совсем незнакомым. Андрей понимал, что ушел он от дома недалеко, но город уже потерял свои север и юг. Город утратил признаки его, Андрея, среды обитания. Он шел и шел, и вдруг понял, что напевает, а точнее проговаривает почти бесшумно шевеля губами слова песни. Он удивился этим словам и самой песне. Эту песню он даже не помнил, когда слышал в последний раз. Не помнил всех слов, но повторял и повторял один и тот же кусочек.

Вообще-то Андрей любил петь. У него был, он был в этом уверен, слух и приятный голос. Голос не сильный, но приятный. И Андрей им владел. Он любил в небольшой и нешумной компании спеть песню, но не пьяным хором, когда все, не слыша друг друга, надрывают одну песню за другой. Он любил исполнить тихое и грустное нетрезвое соло. Он пел песни из старых кинофильмов или романсы. Пел так, что его слушали, и даже пускали слезу.

А тут Андрей шептал слова песни, которые каким-то непостижимым образом сами нашлись где-то в недрах памяти, с сами оттуда вылились. Он шептал:

А как стану я немилой, удалюсь я прочь.

И скатившись по перилам,

И скатившись по перилам,

Упаду я в ночь, прочь!

Най-на-на-на-на-на,

Най-на-на-на-на-на-на-на…

И снова сначала. Он вспомнил, что эту песню когда-то давно пела Алла Пугачева. Давно. Ему эта песня даже особенно не нравилась, но теперь он подивился тому, как точно явился кусочек этой песни, как подходит слова к ситуации, и как прочно прилипли они к языку…

Он совсем устал, руки уже отказывались нести Графа и лопату. Он периодически забрасывал сверток то на одно плечо, то на другое, и шел.

Когда он дошел до длинного глухого забора какой-то стройки, он подумал, не забросить ли ему свою ношу за забор и все. Но в процессе борьбы с этой мыслью, он прочел надпись на заборе: «Строительство жилого дома ведет (такая-то) организация». Рядом с этой надписью было еще написано: «Внимание: территория охраняется собаками». Андрей прочел, усмехнулся и покивал головой.

Ворота на территорию стройки были открыты, точнее, приоткрыты. Андрей зашел в ворота и огляделся. Стройка была только в самом своем начале. Справа стояла разная техника, слева строительный вагончик с темными окнами. Над вагончиком возвышалась тонкая мачта или попросту палка с фонарем наверху. Фонарь освещал строительную площадку желтоватым светом. Прямо перед Андреем был неглубокий котлован, с вбитыми белыми сваями. В дальней части котлована было видно, что стоит вода. Вода отражала темное небо и свет фонаря.

— Эгей… Аллё-о-о… — позвал Андрей.

Но он сразу почувствовал, что здесь никого нет, и что он пришел куда надо. Андрей зашагал к котловану и почувствовал, как жидкая грязь прочно обхватывает его ботинки при каждом шаге. Он даже не удержался от гримасы. Уж больно неприятно было наступать хорошими, всегда чистыми ботинками в такую грязь.

Он остановился на краю ямы, на месте которой обязательно, в конце концов, будет дом. Он осмотрелся, как мог, нашел более пологий край котлована, добрался до него и стал спускаться, оскальзываясь и чуть не падая. Конечно, хорошо если бы при нем сейчас были его очки, в которых Андрей дома читал и смотрел телевизор. Зрение он считал у него было нормальное, но вечером дома он надевал очки, которые считал дурацкими и нелепыми. Очки же, которые бы ему шли, он так себе и не подобрал. Во всех очках он казался себе похожим на карикатуру, либо на персонажа классической литературы, либо на злобного маньяка из сегодняшних фильмов. Грязь под ботинками чавкала и скользила. Андрей кое-как спустился и понял, что выбирать какое-то особенное место просто не приходится. Он положил Графа на верхний край забитой в землю сваи, встал так, чтобы было светлее, и стал копать, низко нагибаясь. Грязь была глинистая, вязкая и тягучая, но пошло неплохо. Он копал и копал. Он не хотел просто прикрыть Графа грязью, он хотел, коль скоро проделал такой долгий и непростой путь, похоронить его поглубже и по-настоящему. Брюки, ботинки и рукава куртки он уже запачкал сильно, тогда волевым решением он перестал об этом думать и обращать на это внимание. Под грязью глина была суше и тверже. Андрею даже пришлось встать на дно ямы, которую он копал, и продолжить работу из такого положения. Он углубился примерно по колено и понял, что этого будет достаточно. Он выбрался из ямы и стал развязывать веревки, стягивающие покрывало.

— Ой, что я делаю? Зачем?!… — сам себе тихо сказал он.

«Зачем веревку-то развязывать?» — подумал он и догадался, что делал это машинально, не думая, но для того, чтобы забрать покрывало.

— Тьфу ты, — он плюнул и выругался.