Для хирурга счастье — работать в сплоченной команде, где каждый участник операции четко знает свое дело. В экстренной хирургии состав хирургической бригады каждый раз разный: разные ассистенты, операционные сестры, анестезиологи. В плановой хирургии, а пластическая хирургия это плановая хирургия, все иначе. Тут мы имеем возможность выбора, и со временем люди «сбиваются в стайки» и создают эффективную команду, которая может работать многие годы вместе. Хирургическая бригада для меня это как семья, ведь половину своей жизни я провожу в операционной.
Часто слышу один и тот же вопрос: «Почему вы не берете себе ассистентов?» Виной тому не только мой «плохой характер», о котором ходят легенды. Дело в том, что я очень постоянный человек, мне крайне сложно привыкнуть к «одним рукам» и невероятно болезненно от них отвыкать, и уж тем более мне, как хирургу, не хочется менять эти руки каждый день. Поэтому да, я уже несколько лет работаю только с одной и той же операционной сестрой, Ольгой. Она и операционная сестра, и мой бессменный ассистент.
Как мы выбрали друг друга?
Могу сказать со своей стороны, что тут важно все: профессионализм, конечно, на первом месте! Подать инструмент как раз в том момент, когда я о нем подумала, срезать нитку именно на той высоте, как мне нравится, натянуть кожу именно в том направлении, куда я подумала. Она реально умеет читать мысли. Темперамент тоже очень важен (я — холерик, Оля — сангвиник, и это спасает нас обоих), нам не скучно в операционной по 6–7 часов. У нас даже скорость работы одинаковая, терпеть не могу, когда кто-то тормозит! Мы подходим друг другу по росту (я — 178 см, Оля — 178 см), да-да, есть прекрасные профессиональные медсестры, но они ниже ростом, а это неудобно. Важен даже запах. Постойте-ка cемь часов бок о бок с человеком, от которого невыносимо пахнет потом, а не вспотеть в операционной сложно. И выносливость… Я хоть иногда присесть могу во время операции, Оле приходится чаще стоять, и мне важна ее надежность и готовность к работе в любой момент. Да много еще факторов. Конечно, иногда возникают и напряженные моменты, но мы обе отходчивые и буквально через минуту продолжаем работать как ни в чем не бывало. Это бесценно!
Взяв со стерильного стола две ручки, похожие на мороженое лакомка, сделала шаг к операционному столу. Подняв обе руки вверх, я закрепила стерильные ручки на бестеневых операционных лампах и стала регулировать их положение над операционным полем. Левое плечо сразу отозвалось тупой болью. Я немного приподнялась, чтобы изменить положение, и помогла себе правой рукой. «Как же я устала от этой боли», — пронеслась в голове досадная мысль.
Раньше огромные операционные лампы были неповоротливыми, и для того чтобы осветить нужную область их направляла санитарка или анестезиолог. Есть даже анекдот на эту тему.
Сейчас все иначе: лампы выполняются из легких материалов, элементарно управляются самим хирургом с помощью стерильных съемных ручек.
— Мы можем начинать? — спрашиваю я анестезиолога.
— Конечно, — отозвался он и опять склонился над историей болезни.
— Анестезия, — скомандовала я, и тут же в руку мне лег шприц с местным анестетиком.
Несмотря на то что пациентка у нас в наркозе и болевых ощущений не испытывает, мы все равно обкалываем ткани в зоне операции обезболивающим раствором. Делается это для того, чтобы не возникла боль в послеоперационном периоде и чтобы мне было удобнее работать. В этом растворе и обезболивающий препарат, и сосудосуживающий, что значительно снижает кровоточивость тканей и риск кровопотери. Вообще, при большинстве пластических операций потеря крови минимальная. Наиболее опасны в этом плане массивная липосакция и абдоминопластика.