Пластилин

Женщина начинает открывать балкон. Он заклеен на зиму тряпками. Она отрывает тряпки. Злится.

ЖЕНЩИНА (обращаясь непонятно к кому). Че, не могли раньше распечатать? Дебилы…

Дергает балконную дверь. Она с грохотом распахивается. Из щелей сыплется вата.

ГОЛОС. Сюда не пройдет. В окно надо.

ЖЕНЩИНА. Ну, молодцы! Че я?.. Сами давайте… Я уже все…

Уходит.

Какой-то мужчина встает на подоконник. Распечатывает окно. Люди, словно сговорившись, начинают дружно выходить из квартиры. Максим идет вместе со всеми. Его догоняет Вторая Старуха, останавливает и шепчет что-то на ухо. Он бледнеет и быстро бежит по лестнице.

Вторая Старуха странно улыбается.

3

На улице.

Под самыми окнами стоит автовышка. Ее окружила толпа людей. Все смотрят вверх. Туда, где привязывают к стреле автовышки гроб. Максим стоит рядом с парнем и девушкой.

ДЕВУШКА

. А че его так?

ПАРЕНЬ. Прихожка узкая — не проходит. У нас у бабки такая же квартира была. Дак ее вообще доставали и так выносили. А она толстая — горюшка хапнули, короче.

ДЕВУШКА. Ууу.

ПАРЕНЬ. А прикинь, упадет...

ДЕВУШКА. А че?

ПАРЕНЬ. Прикинь, по башке.

ДЕВУШКА. Пойдем отсюда, а.

ПАРЕНЬ. Да не упадет. Фирма. Проверено электроникой.

ГОЛОС СВЕРХУ. Майна!

Стрела автовышки начинает медленно опускаться, раскачиваясь, словно длинное тонкое дерево. Неизвестно откуда возникает похоронный марш.

Максим озирается в поисках источника музыки. Видит Маленького Мужчину В Большом Пиджаке. У того на шее висит кассетный магнитофон. Мужчина любовно поглаживает магнитофон по черному пластмассовому корпусу, словно это его единственный ребенок.

ДЕВУШКА. А кого хоронят хоть?

ПАРЕНЬ. Не знаю. Ландух, по-моему, какой-то повесился из-за бабы. Так вроде говорили.

ДЕВУШКА. Нет, серьезно.

ПАРЕНЬ

. Говорю, не знаю. (Максиму.) Пацан, кого хоронят?

МАКСИМ. Спиру.

ПАРЕНЬ. Кого?

МАКСИМ. Парня одного.

ПАРЕНЬ. Че за парень? Кто такой?

МАКСИМ. Просто...

ПАРЕНЬ. А че с ним?

МАКСИМ. Умер.

ПАРЕНЬ. Все ясно с тобой. Сам ни хрена не знаешь. (Отвернулся.)

Тем временем гроб опустили, отвязали и понесли к машине, в которой памятник из нержавейки. На памятнике фотография улыбающегося мальчика. Народ двинулся за гробом. Остались только две женщины в черных платках. Одна пожилая, другая — моложе, но выглядит почти так же. К тому же под мухой.

Максим остановился, смотрит на них.

ВТОРАЯ. Я евоную одежу-то возьму?

ПЕРВАЯ

. Еще чего! Пропить. У меня еще внуки есть. Им будет.

ВТОРАЯ. А я че, никто уже?

ПЕРВАЯ. Никто.

ВТОРАЯ. Я — мать!

ПЕРВАЯ. Говно ты, а не мать! Таким матерям матки надо вырезать сразу.

ВТОРАЯ. Так че, не отдашь, что ли?

ПЕРВАЯ. Не отдам. Иди давай отсюда. Не позорь. Срамота.

ВТОРАЯ. Я на кладбище еще поеду.

ПЕРВАЯ. Да што ты? И в столовую?

ВТОРАЯ. И в столовую. Имею право.

ПЕРВАЯ. Попить на халяву?

ВТОРАЯ. Помянуть.

ПЕРВАЯ. Ну, помяни, помяни. (Пошла.)

ВТОРАЯ

(догоняет). Так че, не отдашь одежу-то?

ПЕРВАЯ. Не отдам.

ВТОРАЯ. Не отдашь, да?

ПЕРВАЯ. Отстань, шалава!

ВТОРАЯ. Я в суд на тебя подам. (Вдруг кричит). Ты его угробила, ведьма! Ты! Я знаю! Сука старая! Ведьма! Ты! Ребенка моего единственного угробила! Ты! (Падает, плачет.)

Первая быстро уходит.

ВТОРАЯ (Максиму). Иди сюда. Эй.

МАКСИМ. Пошла на фиг, короста. (Пошел в другую сторону.)

ВТОРАЯ. Че? Эй... Подняться помоги...

МАКСИМ. Сдохни, тварь!