- Мне холодно, - пробормотала она, хотя это было совсем не так. Система вентиляции поддерживала температуру на уровне двадцати пяти градусов независимо от времени года. То, что действительно раздражало ее, были изогнутые фигуры в ее альбоме. Она не умела рисовать. Могла драпировать и шить, но не дружила с карандашом и бумагой. Лора сунула под себя листы с фигурками в одежде, которая совсем не отражали того, что она хотела сделать, с маленькими зарисовками лекал для ее лучшего понимания. Руби, однако, была похожа на большинство людей, и не могла понять из мини — лекала, как и что должно выглядеть. И Руби была той, кому она должна была донести свои идеи.
- Мне нужно идти. - Джереми указал на заднюю ванную комнату, где делал процедуры, и ткнул в нее пальцем. - Оставайся здесь, - его обычно предостережение, которое он говорил дважды день, чтобы она не услышала его звуков.
- Когда — нибудь твое тщеславие убьет тебя, - сказала она, но он уже был в ванной, за закрытой и запертой дверью.
Лора притянула открытую газету ближе. На третьей странице была изображена Филомена Брунико, живая, здоровая, в шафрановом платье, изображенная с детальной точностью, какой она была при жизни. Заголовок гласил: «Украдено». В углу были размещены фото Джереми и Барри, слишком взволнованные, чтобы красоваться на страницах газет.
Джереми вернулся из ванной двадцать минут спустя, приняв душ, побрившись, почистив зубы, облегченно дыша и выглядя как Бог в джинсах и футболке.
Она потянула ему газету.
- О, смотри. По данным «New York Post», вы виноваты в том, что не провели перекрестную проверку на подлинность.
- Бернард Нестор получит взбучку. Страховые компании угрожают не иметь с нами дело на следующих проектах.
- Ты должен прочесть «Times». - Она протянула ему газету, показывая, то, что прятала под собой.
Он указал попытки сделать наброски.
- Что это за фигня?
- Оставь. Ты же знаешь, я не умею рисовать. - Она бросила карандаш и перекатилась на спину. - Иди сюда.
Но он ее не послушал, что было крайне неожиданно. Вместо этого он пошел в свой маленький кабинет.
Она услышала, как он роется в сумке, и села:
- Что ты делаешь?
Он вышел с охапкой журналов и бросил их на пол перед ней.
Она посмотрела на обложки.
— Это кажется из девяностых.
Он бросил кучу маркеров для рисования на ковер и лег рядом с ней.
- Ладно. Вот что ты делаешь. Находишь позу, которая показывает части тела, которые тебе надо отобразить. - Он посмотрел на ее альбом и ткнул на одну из ее мини — выкроек. - Здесь тебе нужно изобразить пройму, так что… - Джереми нашел фотографию модели с поднятой рукой в прозрачном просторном платье, слишком безвкусном и устаревшем. Зубами открыл маркер, приложил лист бумаги к странице журнала и начал ловко обводить линии тела, игнорируя старое платье. Он говорил, держа в левом углу рта колпачок словно зубочистку. — Твоя проблема, что ты пытаешься нарисовать все тело, но для этого у тебя нет навыка. А все твои проблемы в том, что ты неправильно выбираешь позу. Тебе просто нужно взять готовое тело, и визуально наложить на него рисунок.
- Это прекрасно, - сказала она, пока он делал последние штрихи. Он мог рисовать что угодно. - Дай мне попробовать.
Она нашла позу и образец, который бы ей соответствовал. Джереми наблюдал, как она рисует длинную юбку с тюрнюром и небольшую жилетку на журнальной фотографии женщины в джинсах и безрукавке, добавляя темные оттенки и преувеличивая тюрнюр.
- Получается, но не так хорошо, как у тебя, - сказала она.
- Ваша коллекция прекрасна. - Он сграбастал ее в объятия. — Я редко тебе это говорю. «Портняжки» - это та линия, которой я хотел бы заниматься.
Она не знала, что сказать. Творчески Джереми держал себя так далеко от «Портняжного Сэндвича», что она понятия не имела, как он к этому относится.
- Спасибо.
- Пожалуйста. - Он расстегнул ее рубашку. — А сейчас. В Китае понедельник. Поэтому я запланировал телефонную конференцию с Уолтером по новой упаковке лейбла. Но это через час. Ты в деле?
- Конечно.
- Но, во — первых, эта рубашка совсем не та.
- Я тоже ненавижу то, что на тебе надето, - сказала она, потянувшись к нему. - Но Руби сказала мне, что я не должна говорить это после или во время…
- Ты любишь меня.
Лора почувствовала себя обманутой, как будто ту возможность рискнуть и сказать это самой, у нее украли, без какого — либо давления на взаимность с его стороны.
- Нет, ты любишь меня.
- И я доверяю тебе, на это ушло больше времени.
- Сколько?
- Когда мы виделись в больничной палате на следующий день после того, как тебя избили. Когда ты искала убийцу Грейси. И я тебе рассказал.
— О муковисцидозе?