Плато

Все чаще собирались просвещенные апатриды в кабинете Марии, где рядом с пузатым электрическим чайником стала появляться бутылка то недорогого бренди, то аркадского портвейна. Поначалу строили планы каких-то коллективных писем - и кое-что было, в самом деле, написано и отослано. Затем элегически перечитывали старые номера "Союзника", сообща постановили прощальный номер "Приложения" превратить в оглушительную пощечину утопистам, чтобы знали, выкрикнул Эдуард, что нас не зря разогнали. Впрочем, Эдуард теперь по большей части сидел в наушниках, слушая на своем плейере записи радиопередач "Голоса Федерации" - там, по слухам, всегда были вакансии, следовало только иметь - подчеркивалось в объявлении о найме - приятный, хорошо поставленный голос.

Видите, как случается. Недолго тешился Гость верным заработком и лицемерными похвалами временных сослуживцев, недолго радовался благоуханию талька, исходившего от Марии в пустующем медпункте, он не успел написать и двух дюжин статей о прелестях демократии и пороках утопизма. Но тревожился он за свое будущее меньше других, твердо зная, что уж кого-кого, а его точно погонят из этой лавочки в три шеи. Вместе с тремя неделями работы в овощной лавке набегало достаточно стажа для пособия. Он еще раз порадовался, что не поддался на уговоры Хозяина и Сюзанны съехать из пансиона - комната стоила сущие гроши, к тому же, кажется, в ближайшем будущем светило место дворника.

И поскольку коллеги Гостя потеряли вкус к своему благородному труду, постольку граф Толстой (после смерти друга и учителя заметно присмиревший) все чаще отправлял его с чемоданчиком на угол, куда почти ежедневно доставлялись на обшарпанном автобусе моряки из Отечества. Нехитрые правила отлова своей простодушной, но пугливой дичи он освоил быстро. Скажем, сага о гусевском побеге чаще всего заставляла моряков отворачиваться и быстрым шагом ретироваться. Напротив, полезно было в самом начале разговора, еще на ходу, ввернуть намек на то, что Гость родился здесь, в Аркадии, по улице Святого Себастьяна гуляет для собственного удовольствия, рад видеть соотечественников, извиняется за акцент. И такая кристальная искренность сквозила в его голосе, что моряки и впрямь качали головами, и похваливали язык Гостя чуть свысока, чтобы иностранец понял великодушие этого комплимента.

- Сколько же тебе за это платят? - доводилось слышать Гостю. И немудреная фраза гремела чугуном и медью, топорщилась зубодробительными заголовками газетных статей о мире каменных джунглей, тяжелела всем презрением штатного работника Лиги юных утопистов к заклятому врагу, вызывающему на смертный бой против светлых идеалов.

- За что? - переспрашивал Гость, как бы не замечая риторичности вопроса.

- Ну, - слегка терялся юный утопист, - за идеологическую обработку.

- Я еще и не начал вас обрабатывать, - хладнокровно отвечал Гость. - Да и зачем, - тут следовало вставить слово "ребята", - будто у самих нет головы на плечах.

Наинепринужденнейшим жестом он как бы приглашал собеседников полюбоваться невиданным богатством бульвара Святого Себастьяна, где одних колбас продавалось сто сорок сортов, и морские раки плавали в серебристом сумраке рыбных магазинов, и электронные часы, восьмое чудо света, стоили не дороже проезда в автобусе. Весна стояла теплая, из лавочек вытаскивали залежалый товар прямо на мостовые, развешивали у дверей и раскладывали на столиках под неоновыми транспарантами "Открытие магазина: Огромная скидка" и "Распродажа в связи с банкротством: все должно быть продано в течение трех дней". Правда, и те, и другие надписи успели порядком выцвести с прошлого года.

- Повоевали бы с наше, - замечал кто-то из моряков (в город с корабля их всегда выпускали по трое, приказывая держаться вместе).

- Сорок лет, как война кончилась, - махал рукой его товарищ.

- Он же на жалованье у местной разведки,! - взвизгивал молодой утопист. - Хочешь, чтобы тебе визу закрыли?