Плато Янгеля

Хотя с другой стороны, звонить было реально не о чем. Вот наберет он Инну или Рыбина и что? Кто будет слушать в его лепет об интуиции, о чутье, назовут мальчишкой, а в душе глупцом, будут уговаривать вернуться. И ведь не объяснишь им, что Матвей уверен: он идет по правильному следу! Остается одно – доказать это, добыв неопровержимые факты. А пока придется уклоняться от прямых контактов от своих новых друзей, иначе все может закончиться конфликтом. Он будет злиться, что ему не верят, с другой стороны, кто ни Инна, ни Валентин Владимирович всерьез слова Матвея не воспримут. Он бы и сам, скажи ему тот же Игореха о какой-то загадочной бабке, что вначале травила его пирожками, а затем была с теми, кто нападал на лагерь строителей «Нибелунга-17», поверил бы? А если еще добавить его смутное подозрение, что эта же бабка управляла потеряшками во время боя на плато, да потом еще выжила после налета беспощадных убийц-невидимок, так вообще все будет выглядеть крайне неубедительно. Останется ко всему прочему добавить мрачное предсказание старой ведьмы, и массовый смех обеспечен! Нет, возвращаться или отвечать на телефонные вызовы Матвею пока не с руки!

Ситуация предельно проста – он просто обязан принести Инне и Рыбину реальный результат. Без конкретных и убедительных фактов о причастности старухи к тому, что происходит над и под плато Янгеля, дальше расследование не продвинется. Куда ни посмотри, везде тупик. Записи на флэшке? Так там только видеоотметки, Матвей их токует так, а кто-то может иначе. «Фестиваль» и «вирус» сгорели. эксперимент, подтверждающий слова Малькова не провести. Даже если кто-то согласится на дистанционное включение радиолокаторов. А без этого не докажешь теорию Матвея о том кто превращает живых людей в мумии. положа руку на сердце, он и сам этого не знает. Может просто подгоняет факты под свою догадку. К тайне управления потеряшками и откуда появились монстры, тоже не подступиться, а те, кто ринутся решать вопросы напролом, рискуют или быть разорванными чудовищами или превратиться в мумии. Ни та, ни другая участь Малькова не прельщает. И что в сухом остатке? А то, что единственный ключ ко всему – бабка. Теперь Матвей был уверен, это именно ее он видел в момент атаки монстров на плато! Как она там оказалась, а главное, как выжила в этой бойне отдельный вопрос. Еще важно узнать, как ей удается управлять потеряшками, каким способом она это делает?

Одно бесспорно, все сходится на бабке, но добровольно она свои тайны не выдаст.

* * *

Рынок в Хосте располагался на берегу речушки, давшей городку название. Торговая площадка была небольшой, несколько ларьков, магазинчик и пару открытых прилавков, обнесенных общим забором и красной вывеской над входом. Территория перед рынком, где бабка назначила место встречи, было небольшим, чужого там сразу обнаружат и Малькову свой наблюдательный пункт пришлось расположить на противоположном берегу. Это место арбалетовец выбрал из соображений, что на таком расстоянии его вряд ли кто заметит, он же, если понадобится, перебежит дорогу через мост в несколько десятков шагов. Пусть на это уйдет несколько секунд, зато с облюбованной точки было хорошо видно все пространство перед входом на рынок, даже перекрывающий обзор сувенирный магазин метрах в семи слева от входа загораживал только небольшую часть улицы.

Сорвавшиеся стали накапливаться рано, еще до заката. К тому времени, как начало темнеть, у входа на рынок собралась толпа человек в пятнадцать. Среди привычных бомжеватых потеряшек внимание Малькова привлекли двое, выделявшихся своим поведением. Одним был уже знакомый Матвею парень, что охранял торговок перед больницей, вторым, а точнее, второй, оказалась хорошо детая молодая женщина лет двадцати пяти. Они стояли рядом с толпой оборванцев, но в отличие от типичных сорвавшихся вели себя как-то странно. Как определил для себя Мальков, скованно. Или безучастно-сонливо. Равнодушно глядя перед собой, оба ни с кем не общались и не делали попыток к этому. Все остальные ничем не отличались от обычных потеряшек – находясь в постоянном движении, они натыкались друг на друга, расходились, иногда мирно, чаще – грубо толкаясь и матерясь.