Платоническое сотрясение мозга

Заключительный аккорд звучит гармонично: теплая вода, в которой не чувствуешь своих собственных рук, женщина, рядом с которой не чувствуешь жизни, ребенок, глядя на которого сам становишься ребенком. Ночь, когда тебя посещает вдохновение и ты начинаешь видеть такое, что вдруг от ужаса и от счастья останавливается сердце.

Пойдем отсюда, Таня. Видишь, бабушка жует звезды. Здесь хуже, чем ад. Уже скоро здесь настанет грандиозная пауза между аккордами.

Пришел Хаос, пожирающий иллюзии. Татьяна платьем зацепилась за куст жимолости и повисла вниз головой, над Библией, касаясь пятками звезд.

Я взял ее руку в свою и сказал:

— Я с этим не справлюсь, не сумею сделать тебя другой! Прощай навсегда!

Она спустилась с небес для того, чтобы зачать от смертного.

Мы лежали, усыпанные всеми цветами мира, и сверху моросил дождь с кисловатым привкусом спирта.

— Только не кури, — попросил я.

— Почему? — спросила Афина.

— Попробуй на вкус, тогда поймешь!

— Отстань, — сказала она и щелкнула зажигалкой.

Я только и успел, что сделать шаг в сторону, как на форштевни обрушилось пламя, в котором сгорели все рояли этого мира, все письма и все ноты, все мелодрамы, все девочки не от мира сего и мальчики не от мира сего. Я стоял и равнодушно наблюдал за тем, как сгорает целая историческая эпоха под названием «Нежность».

Больше никогда не будет столь изысканных, тонких и возвышенных чувств. Прошлое ушло безвозвратно. Сгорели пудра, записочки, легкие обмороки, мнимая легкость бытия, самая зыбкая и единственная истина, которая зовется счастьем.

Лицо мое дымилось, и, чтобы снять безумное напряжение последних дней, я опустил его в огромную полынью, в Ледовитый океан, милях в ста от Шпицбергена, и почувствовал приятную прохладу. Железная субмарина коснулась моей щеки, я поднял голову, вытер лицо полотенцем и увидел тонкую красную царапину от уха к челюсти. Тут же, не мешкая прижег ее одеколоном, расправил спину, вдохнул и стал медленно набирать высоту. Сначала думал о вещах вполне земных, простых, житейских, о том, почему я не говорю на всех языках мира и не могу присутствовать одновременно во всех точках пространства.

После подумал о женщине, которую я любил когда-то очень давно, но не имел смелости признаться себе в этом. Я знал, что упускаю великий шанс в своей жизни. Я знал, что она любит меня и ждет, когда я подойду первый и заговорю с ней. Она была очень терпелива, двенадцать лет ожидания, она ждала, пока ее лицо не превратилось в газон для игры с мячом. А между тем она могла избавить меня от всех страстей одной-единственной страстью. Она бы уж точно не позволила мне размениваться на мелочи и жить не по уставу, попирая все двадцать шесть трансцендентальных принципов.

Мне предстояло прожить еще один день.

Земля была по-прежнему круглой.

Планеты парили в звездном небе, как диковинные птицы: Меркурий и Марс, Сатурн и прочие.

Ураганы всего мира лежали у моих ног и скулили, словно щенки на привязи. Звезды стали родинками на моем теле.

Все буквы алфавита еще находились в яйце, они кричали и царапали известковые стены, но еще были слабы и не могли пробить скорлупу яйца, на котором царственно восседала птица Логос.

Над моей головой цвели купы молоденьких хорватских девушек, они вместе с сочными зелеными листьями раскачивались на ветру и издавали волнующий аромат. Морские волны с накату бились в мои исполинские колени.

Афина грызла баранки, у нее чесались десны. Женщина с лицом античной богини и телом гончей собаки, поджарая, вытянутая, как дуга, ходила по квартире и учила роль. Она совершенно не понимала, какой характер ей нужно сыграть. В душе она уже отказалась от роли, но на всякий случай решила еще разок сходить на репетицию. Ее душила ненависть к режиссеру, который не понимал, как ставить спектакль, и прикрывался мертвым профессионализмом.

— Я не знаю, что здесь играть, — сказала Афина.

— К сожалению, ничем не могу тебе помочь, — заметил я.

— Но это же твоя пьеса!

— Пока писал, она была моей.

— Тупая скотина, он ничего не может мне объяснить.

— Неправда, он хороший режиссер.

— Ты лжешь, потому что он твой друг!

— Я правду говорю, — солгал я. — Он потрясающе падает лицом в амфитеатр!

— У вас против меня заговор.

— Не волнуйся, у тебя все получится.

— Я бездарная!

— Самая талантливая!

— Грубая лесть! Лучше бы рассказал, как играть!

— Подальше от реальности и правды жизни.

— То есть?

— Постарайся завоевать сердца мужчин, которые тебе не нужны, постарайся нравиться лакеям, гусиным перьям, старикам, подстаканникам, всему, что тебя окружает, даже столу, за которым ты пьешь утренний чай. Твоя героиня — женщина на десять тысяч процентов. А к мужчине, который любит ее, она равнодушна. Вот тогда у тебя получится роль. Зрителю важно почувствовать, что она способна любить.

— Наверное, я устала от жизни, я потеряла свежесть, — сказала Афина. — Зачем я выхожу на сцену?

А я подумал про себя, с какой легкостью и мастерством сыграла бы эту роль N.

— Не ходи из угла в угол, меня это раздражает, — попросил я Афину.

— А что, если мне подстричься покороче?

— Это не поможет, — сказал я.