Платоническое сотрясение мозга

Само слово «счастье» подходило лучше других, хоть и было кощунством. Заснул совершенно прибитым, раздавленным, а проснулся, когда душа была на подъеме, когда она медленно, но верно набирала высоту. И, конечно, дело не в ботинках и не в том, можно или нельзя курить в постели. Не теряя времени даром, Иванов внутренне преобразился и тут же почувствовал настоящий неподдельный аппетит. Он еще раз вышел и вернулся через час с бутылкой сухого вина под мышкой, яркой полиэтиленовой сумкой в правой руке, и долго, тщательно и терпеливо, как истый гурман, начал готовить себе роскошный ужин. Когда все было готово, накрыл стол в гостиной. Какое это было удовольствие — есть в полном одиночестве, много, вкусно и неопрятно. Как приятно ронять крошки на пол, на стол, на отвороты пиджака, держать вилку в правой руке и заглатывать огромные куски, не пережевывая их тщательно. Какое это было удовольствие не подавать никому за столом примера, не поучать и не талдычить о пользе тщательного пережевывания пищи и гигиене желудочного тракта, слюноотделении — как первом акте пищеварения. А потом опять лечь с ногами в постель, закурить, выпить и так вот лежать в обнимку с самим собой и молчать. Он вспомнил свою юность и студенческие холостые годы, когда с особым азартом и вдохновением ждал отъезда родителей на дачу или на курорт с тем, чтобы остаться в квартире одному. Это было настоящее счастье — остаться одному. Отец никогда не давал выспаться. Он будил в семь часов и спрашивал: «Какие у нас на сегодня планы?» Мама всегда давала тысячу поручений. А когда они уезжали, он расхаживал по квартире «nudus», включал магнитофон на полную громкость, не строил никаких планов на предстоящий день. Ложился спать днем, ел в постели. Часами разговаривал по телефону, приходил домой за полночь, когда вздумается, или не приходил вовсе. Приглашал друзей и подруг, и они с радостью тут же ехали к нему. Встречал их в костюме и галстуке. Но это были короткие моменты и мгновения свободы. Как мало было в его жизни такой вот прекрасной свободной жизни. Почему-то сейчас Андрей Ильич с удовольствием вспомнил об этом. Но таких дней в его судьбе было очень мало. Набралось бы, при тщательном и педантичном подсчете, не более недели. А ведь когда-то у него была мечта: чтобы все ушли, все оставили в покое. А ведь когда-то на самом деле была мечта остаться надолго одному и вдоволь насладиться романтикой одиночества. Или, например, хорошо, если друзья ушли бы, а самая красивая из девушек осталась. Но, к сожалению, ни одна из двух придуманных им в молодости фантазий так и не сбылась, так как он слишком рано женился. То есть одна из фантазий сбылась, но только наполовину, потому что одна из девушек осталась, ее звали Наташей Сомовой, и больше не ушла никогда. Последующие шестнадцать лет он каждый день просыпался в одной постели с ней. Поэтому в глубине своей души всегда мечтал о счастливом опыте одиночества.

После этого удивительного открытия Андрей Ильич месяц наслаждался комфортом одиночества. Ему с самим собой было очень весело, очень хорошо. Он опять полюбил себя, а больше ему никто не был нужен.

Однажды вечером он прогуливался по гостиной, ходил из угла в угол, думал, говорил, громко спорил, обсуждая с собой один очень смелый, выдающийся план, как вдруг почувствовал, что в одной из комнат произошло еле уловимое движение. Ему показалось, померещилось, будто он не один в доме. Андрей Ильич обошел все четыре комнаты, заглянул во все уголки, в шкаф и даже под кровать — ни души. Он открыл бюро и пересчитал наличность. Это был его последний гонорар за серию научных статей, опубликованных в течение минувшего года в Германии в очень солидных научных журналах.

Он не знал, сколько стоит это, а именно то, что ему предстояло совершить, но был уверен, что денег ему хватит. Несколько часов он бесцельно слонялся по квартире, склеивая в фантазиях тот самый очень дерзкий план. Затем быстро навел порядок в доме, принял душ, позвонил и узнал точное время. Было двенадцать, полночь. Самое время, чтобы...

4. Конфеты с начинкой

Он поднял руку, остановил такси и поехал к Palas Hotel, туда, где на перекрестке около подземного перехода несут свою нелегкую вахту каждую ночь десяток-другой девушек. Андрей Ильич первым назвал цену. Приличный человек и прекрасный семьянин, ни разу в жизни не изменивший жене даже в мыслях, теоретически, человек, считавший себя интеллигентом до мозга костей, закашлялся, закрыл рот кулаком и назвал явно заниженную цену. Девушки рассмеялись. А одна из них, маленькая крашеная блондиночка, ударила себя ладошками по бедрам, слегка присела и не выпрямилась, пока не перестала смеяться. «Ой, я сейчас умру, — сказала она, — пятьдесят долларов, ну, я сейчас умру».