Платоническое сотрясение мозга

— Дорогого стоит такое приобретение за четверть часа до премьеры, — поблагодарил Лебедушкин. — Без четверти двенадцать, переодевайтесь и садитесь гримироваться, товарищ полковник.

— Сцена? — спросил Кинчин.

— Готова!

— Свет?

— Выставил.

Полковник прошел в гримерную и сел к зеркалу. Они гримировались, обмениваясь короткими фразами.

— Грим?

— Умеренный.

— Лицо мавра?

— Цвета грозовой тучи.

— Губы?

— Фиолетовые.

— Глаза?

— Сверху посветлее.

— Язык?

— Язык не гримируют.

— У Яго можно было бы загримировать черным.

— Великолепная метафора, но у нас нет Яго.

— У нас никого нет, ни Яго, ни Родриго... ни Брабанцио, и в партере пусто, и спектакль идет всего шесть минут.

— Случается, на сцене артистов больше, чем зрителей в партере, и зал полон, и спектакль идет шесть часов, а в сердце пустота. А мы сыграем точно, сыграем виртуозно, и это оправдает все другие наши упущения.

Вдруг полковник посмотрел на свое лицо в темном гриме мавра и опешил. Как будто протрезвел: «Кто это? Что я здесь делаю?» — Гримируйтесь, скоро полночь, — почувствовав сомнения партнера, жестко отрезал Лебедушкин.

Но свежая откровенная мысль увлекла полковника за собой:

— Командир части, боевой офицер мажет физиономию кремом цвета яблочного повидла, он будет говорить понаписанному, изображая того, кем не является на самом деле, кривляться и лицедействовать. Надо остановиться, пока не поздно! Я играть не буду!

— Почему?! — возмутился Коля.

— Какой из меня актер?! Пойду проверю, как несет службу караул.

— Уйти за пять минут до премьеры — верх трусости. Постарайтесь справиться с волнением.

— Мне не страшно, я не понимаю.

— Что именно вы не понимаете, товарищ полковник?

— Зачем играть?

— На этот вопрос нет ответа.

Полковник встал, подошел к кровати, что стояла за кулисами, чтобы взять со спинки полотенце и одним махом стереть грим с лица.

— Я ухожу, — сказал он и направился к выходу.

— Это подобно самоубийству.

— Я ухожу, спокойной ночи.

— Я тоже хотел сбежать перед первым выходом на сцену.

— Пока, Лебедушкин, зайду на днях.

— Счастливого пути!

Полковник занес полотенце над лицом... и вдруг бросил его на кровать.

— Не могу уйти, что-то во мне сопротивляется, — сказал полковник.

— Ваша душа против, вы лишаете ее жизни.

— Произносить чужие слова — какая глупость! — сказал полковник, и стало ясно, что он не уверен в своей правоте.

— В отличие от пьесы, в которой вы играете каждый день с утра до поздней ночи, каждое слово драматурга, отмеряно и несет в себе смысл. Начинаем!

Лебедушкин подошел к рубильнику и убрал весь лишний свет, на сцене воцарился полумрак.

— Начинаем, — еще раз сказал Лебедушкин и включил магнитофон на воспроизведение. Вступила музыка.

— Я не готов, — прошептал Кинчин.

Но Лебедушкин был настроен решительно:

— Свет. Музыка, ваш выход, — сказал Лебедушкин, и в его голосе прозвучали металлические нотки.

— Я волнуюсь, — честно признался полковник.

— Еще бы, это ваш первый выход. Начинаем, — вполголоса ответил Коля, как будто зал был полон публикой. Но зал был совершенно пуст.

Как только одна мелодия сменилось другой, на сцену вышла Дездемона, и спектакль начался.

На актрисе было серое платье в пол, на ногах все те же кирзовые сапоги. Голову актрисы пересекала белая лента. Через минуту, когда того потребовало действие, на сцене появился мавр. Он был черен лицом. Это был не спектакль в привычном понимании, они играли отрывок, но играли очень неплохо, и Лебедушкин сразу же отметил про себя, что у полковника получается, и если бы мастера МХТ увидели этот отрывок, они остались бы довольны, и ему, Лебедушкину, не было бы стыдно.

По залу гуляло эхо их голосов, но эта пустота перед ними все-таки создавала некое напряжение, так необходимое актеру для того, чтобы войти в образ. Действие увлекло артистов, и они не заметили, как представление закончилось.

Сначала за кулисы ушел мавр. За ним — Дездемона. В темноте они встретились:

— Браво, товарищ полковник! — шепотом, сказал Лебедушкин. — На поклон!

Они вышли и поклонились пустому залу. И еще раз отбили поклон, взявшись за руки.

— Как быстро все закончилось! — так же шепотом ответил полковник.

— А вы правы, из вас вполне получился бы актер, и очень хороший актер.

— Спасибо. Ты, солдат, проиграл пари.

— На что спорили?

— Ни на что. А напрасно, — пожалел Кинчин.

— Мне понравилось. Хорошо бы найти пьесу на двоих, часа на полтора. Я напишу Маше, попрошу ее прислать.

— Меня разжалуют и с позором выгонят из армии.

— Пересохло в горле, пить хочу, — пожаловался Коля.

— Вдруг стало грустно, — сказал полковник.

— Почему?

— В жизни остается все меньше белых пятен. Лебедушкин включил свет на сцене, и они стали разгримировываться.

Лебедушкин пожертвовал новым чистым полотенцем, он достал его из тумбочки. Полковник одним широким жестом убрал грим с лица.

— У вас есть заветная мечта? — вдруг спросил Лебедушкин.

— Упасть на горячий песок где-нибудь на пляже в Сочи, пить газированную воду со льдом и смотреть на облака. Лежать, не двигаться и ни о чем не думать. Долго, очень долго. А ты о чем мечтаешь?