Плаванье великой черепахи

– А как мы будем искать твоего ученика? – спросил на пятый день пути Орлис, исчерпав первые, самые яркие восторги и глядя за оконце кареты чуть более спокойно.

– Другим бы нипочем честно не ответил, – хитро прошептал Ёрра в самое ухо спутнику. – Тебе скажу. Не знаю! Видишь ли, имеется такая штука – подзорная труба. Ведома она тебе?

– Конечно.

– Вот ей зрец и подобен. Вдали я могу заметить то, что иным непосильно. Им точка в небе, а мне – законченная большая картина грядущего. Но когда оно становится близким, когда иные его уже распознают и кланяются зрецу – узнал, предупредил, – тогда я гляжу за иной, новый горизонт. Потому нас и ослепляли. Чтобы близкое не мешало разобрать удаленное.

– Теперь тебе не помешает, – уверенно пообещал Орлис. – Давай я займусь твоими глазами. Я эфрит. Многое могу, хоть еще и не подрос толком. Опыта нет. Но ты ведь мне простишь, если я чуток ошибусь и придется заново начинать?

– Тебе прощу все, – пообещал Ёрра. – Был бы ты человеком, я бы научил тебя зрить.

– Нельзя мне, – вздохнул Орлис. – Мы невесть как долго живем и многое можем. Нам не положено еще и знать наперед, что и как. Только королева кое-что видит. И то – сердцем, это особое зрение. Погоди, меня опять мама вызывает.

Ёрра рассмеялся и нащупал руку Орлиса, усадил его поближе, обнял за плечи. Вдвоем они стали убеждать – в четвертый раз за день – неугомонную Кошку Ли: завтракали, много и вкусно. Врагов нет никаких, прямо тоскливо. Погода дивная, может сама убедиться. Ведут себя хорошо, никого не задирают и не разыгрывают, даже монеток не выпрашивают…

Дорога с самого утра шла вверх. Снега стало больше, он лежал двумя отвалами по сторонам от колеи. И оттого вдавленные следы многих полозьев, петляющие по пологому бесконечному склону, походили на результат усердия короеда-переростка.

– Клыки Ролла впереди, к ним поднимается дорога, – пояснил полусотник грифской охраны. – Красивое место. По нему ведь и сезон отмеряем. Глянь, Орлис. Полным зовется восход Ролла, когда от середины канала, с воды, оттуда вот, Багровый виден целиком над горами. Прямо через мост… По первому разу сильно удивляют и Клыки, и Небесный мост. Я уж постараюсь, чтоб мы подошли к месту когда следует, перед рассветом. Перстень его милости Сарыча покажу, нам дозволят задержаться на мосту.

– Душевный ты человек, Зорень, – похвалил Ёрра. – Радость для нас устраиваешь, а не только о целости моей шкуры заботишься.

– Да невелик труд, – заулыбался полусотник, довольный похвалой.

Зорень явно был из числа любимчиков грифа. Это Ёрра и Орлис поняли сразу. И по тону, каким Варза отдал ему приказ, и по лишенному раболепия ответу. К тому же полусотник носил не куртку на меху брогримской лисицы, как прочие, а полушубок из ориша. Подробности одеяния рассмотрел Орлис, а смысл их был ведом лишь Ёрре, прожившему немало лет в столице. Выслушав описание одежды, зрец крепко задумался. Дело в том, что лисицу, хоть и зовется она брогримской, можно встретить всюду к северу от Срединного канала. Ее мех считается весьма теплым, но не особенно дорогим. Гриф для своих людей выбрал наилучший, зимний, имеющий синевато-серый подшерсток и яркие багровые искры на кончиках длинных жестких волосков. Но даже такой – на порядок дешевле самого никудышного ориша.

Мех этого зверя имеет редкое разнообразие оттенков окраса. Серебряный с пепельной синевой считается грифским и используется исключительно для обозначения статуса владельца шубы. Носить его, не имея хоть капли крови правителей, – преступление. Для зимней формы воинов личной дружины Варза избрал очень близкий по тону мех, именуемый у купцов "синяя сталь". В первый день пути, когда Орлис охал и восторгался зимой, Ёрра так и не смог определить, к какому оттенку следует отнести ориша на полушубке воина. Для "синей стали" весьма характерен высокий ворс, поскольку получают этот мех только у выращенных в неволе зверей. Но, судя по описанию Орлиса, полусотник носил короткий мех дикого ориша, куда более дорогой. И до странности близкий цветом к серебристому.

Зорень же, к немалому огорчению Ёрры, испытывал к зрецу и его спутнику почтение, временами переходящее в священный трепет. Как можно нормально общаться с тем, кто кланяется в пояс, спешит исполнить любое пожелание, срываясь в бег и понукая прочих. Когда утомленные таким обхождением путники затащили полусотника в карету и учинили ему допрос, Зорень смущенно признался: именно так и есть. Никогда он не получал более высокой награды от грифа. Охранять самого зреца! Да грифов – два десятка, а еще дети признанные и непризнанные, ближняя родня, дальняя – целый город можно заселить! Зрец же всего один. "Чудодей", – благоговейно выдохнул воин.