Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану

Пятница 9 сентября. Лоцманы приехали не прежде, как в полдень 9 числа, услышав от крестьян, нас видевших, о нашем прибытии, хотя им и самим ничто не мешало нас видеть. Мы скоро узнали настоящую причину их отсутствия! 8 сентября, в день Рождества Пресвятой Богородицы, бывает у города большой праздник и первая распродажа привозной с моря рыбы. В этот день простолюдины Архангельска сильно гуляют, а лоцманы не привыкли в этом отставать от своих земляков и делают то же, где бы то ни случилось. Наш лоцман не забыл общей их привычке и при первом же шаге на судно попросил чарочки. Мы имели неосторожность исполнить его желание, и едва дорого за это не заплатили: при входе в мелкие места принял он первый черный бакен за Боровской и поставил нас на мель у самого бара. Товарищи его на Мудьюжском острове, заметив это, тотчас всей артелью к нам приехали. В это время уже смеркалось, вода шла на прибыль, а ветер дул от берега. Совокупным действием их скоро должно было снести нас на глубину, почему мы не завозили даже и верпа. Лоцманы хотели нас вести обратно в море, но я на это никак не соглашался, и они, наконец, решились вести нас через бар в самую темную осеннюю ночь. Размерив шест на футы,[191]

ожидали они у борта на своем карбасе очень покойно, когда судно всплывет. В десятом часу бриг сам собой покатился под ветер, мы натянули у парусов шкоты[192] и пошли вверх реки. Лоцманы промеривали беспрестанно и, замечая по уменьшающейся глубине, к которой стороне мы приближались, в ту сторону приказывали и руль класть. Таким образом, не видя ничего и виляя от одной стороны фарватера к другой, перешли мы через бар и стали на якорь против южной оконечности Мудьюжского острова. Вот пример двух противных качеств архангельских лоцманов невоздержанности и искусства, соединенного с решительностью.

Суббота 10 сентября.

На другой день ветер был крут для того, чтобы идти к Архангельску. Мы попытались сняться с якоря, но, встав на мель, вынуждены были простоять тот день на якоре. Наконец, 11 сентября, в воскресенье, в 11 часов утра, прибыли благополучно к порту с совершенно здоровым экипажем.

Через несколько дней судно наше было выгружено и отведено на зимовку в Лапоминскую гавань.

Два с половиной месяца провел я у города Архангельска, приводя в порядок журналы и составляя карты. Изображая на бумаге пространство осмотренного нами берега, находился я все еще в недоумении, которой именно из известных частей Новой Земли оно соответствует и в котором его месте находится Маточкин Шар. Но пока я занимался этим делом, попалась мне случайно в руки карта штурмана Поспелова с видами.[193]

Эта находка объяснила мне все дело. Как карта, так и виды доказывали, правда, не слишком большое искусство, но первая достаточно соответствовала нашей описи, а в последних узнал я тотчас нашу гору А и разные пункты берега, как к югу, так и к северу от нее простирающегося. Это сличение удостоверило меня, что низменный полуостров, на широте 73¹/₄

° нами виденный, был точно Митюшев Нос,[194] что устье Маточкина Шара находилось в одной из губ к SO от этого места, что губа, по южную сторону горы А находящаяся, к которой мы лавировали 26 августа, была губа Безымянная и что, наконец, мыс, у которого мы едва не разбились, был Гусиный Нос. Карта Поспелова не простиралась к северу далее Маточкина Шара. Поэтому берег, простирающийся к N от Митюшева мыса, должен я был сличать с картами промышленников и узнал таким образом, что губа, лежащая по северную сторону мыса Лаврова, есть их губа Мелкая, а другая, находящаяся далее к северу, – губа Крестовая.

Итак, весь успех экспедиции нашей состоял в обозрении части западного берега Новой Земли. Главный предмет ее, измерение длины Маточкина Шара, не был достигнут; да и само положение этого пролива осталось под сомнением. Причиной неуспеха были частью препятствия ото льдов, встреченные нами в первую половину лета, частью же несколько ошибочный расчет. Я употребил почти месяц на то, чтобы бороться против льдов, не допускавших нас до южного берега Новой Земли, с той мыслью, что берег этот прежде всех прочих мест ото льда очищается. Предположение это было, может статься, и справедливо, особенно в отношении к северному берегу, но мне следовало бы принять в рассуждение, что южный берег, хотя и очистился прежде других мест по соседству своему с неистощимым запасом льдов – Карским морем, весьма часто ими заносим быть может. Между тем как западный берег, освободясь однажды, все лето более или менее будет чист. Теперь я почти не сомневаюсь, что если бы при первой встрече льда решился я плыть к N, то между широтами 72 и 73′ нашел бы берег чистым. Располагая временем, не мог бы, наконец, не найти Маточкина Шара и успел бы, вероятно, исполнить предписание начальства.