Плавни

«Обстоятельства резко изменились. Открытое выступление в данный момент немыслимо в условиях, когда еще не все части красных ушли с Кубани и не выяснен точный срок выступления армии барона Врангеля. Наше преждевременное выступление было бы заранее обречено на провал и могло бы сильно повредить общему плану. С другой стороны, нельзя, конечно, допустить увода бригады с Кубани. Поэтому предлагаю вам спрятать пулеметы, патроны и казну в надежные места. Пулеметные тачанки разбросать по хуторам, а людей частью распустить по домам, частью же, по вашему усмотрению, увести с командным составом в гривенские, бриньковские и челбасские плавни, как ближайшие к месту высадки десанта. Перед уходом разоружайте станичные гарнизоны, расстреливайте беспощадно коммунистов и всех, кого найдете нужным. Если удастся поймать живым Семенного, препроводите его ко мне под сильным конвоем».

Прочитав письмо, Сухенко сказал начальнику штаба озабоченным тоном:

— Очевидно, генерал Алгин еще не знает о здешних событиях. Вот что, Сергей Петрович. Я возьму свою конвойную сотню и выеду на хутор к его превосходительству, а приказ придется выполнять вам.

— Правильно. Другого выхода нет, Анатолий Николаевич. Езжайте — и да поможет вам бог!

5

Петухи пропели полночь.

Андрей лежал на старом диване в ревкомовском кабинете и старался уснуть.

За окном поднялся ветер. Он промчался по старому саду, налетел на кровлю и хлопнул куском полуоторванного железа. «Ведь говорил же Панасу, чтоб прибил на место…» — подосадовал Андрей. Встав с дивана, он подошел к окну и открыл его.

Темная ночь окутывала станицу. Надвигалась гроза. Со стороны плавней огненными стрелами вспыхивала молния и глухо рокотали далекие еще раскаты грома.

«Нет, так не уснешь… — Андрей снова прилег на диван. — Интересно, о чем сейчас думает его превосходительство? Навряд, чтоб такой старый лисовин решился сейчас на мятеж бригады. А все же чем скорее ее разоружат, тем лучше. Эх, и вытянется у него лицо от такого сюрприза!.. Как хорошо, что хлопцам удалось вырвать арестованных. Вот ежели б поймать Гая, Дрофу да Сухенко с его конвоем… Мы б им устроили поминки по убитым хлопцам!.. Надо будет завтра проверить, как идет постройка новой хаты для Хмеля… И еще: зайти в школу…» — Андрей закрыл глаза, и сейчас же перед ним встал образ черноволосой девушки с большими черными глазами и смеющимся ртом. Андрей снова открыл глаза. «Да нет, чепуха! Не может он, боевой, заслуженный командир, тосковать, словно его ординарец Тимка, по какой–то девчонке… А все–таки тяжело жить бобылем. Одному, со своими думами и мечтами. Вот уже больше года он, молодой, здоровый мужчина, не знает любви и женской ласки… Эх, не об этом тебе, товарищ председатель мечтать надо», — сердится Андрей, стараясь продумать работу ближайших дней. Надо выполнять решение партийного собрания о создании в станице комсомольской ячейки и организации партийно–комсомольской роты. Надо начать вновь формировать гарнизонные сотни, проследить за разоружением сухенковской бригады, попытаться вернуть увезенное оружие и имущество. Да мало ли еще что надо сделать… Сбор хлеба для фронта, помощь семьям, пострадавшим от разгрома гарнизонных сотен…

Андрей решительно встал с дивана. «Нет, видно, не усну! Пойти разве побродить по станице?..» — Андрей надел шашку, маузер, папаху и, набросив на плечи бурку, вышел из кабинета.

6

Зинаиде Дмитриевне тоже не спалось. Она присела к раскрытому окну.

Хороша майская ночь на юге. На черном небе ярко горят звезды, а где–то за школьным садом зловеще ползет, громыхая, грозовая туча, идет приступом на безмятежную тишь, на ночной покой.

Зинаида Дмитриевна нервно ежится при каждом, отдаленном еще, ударе грома. Тяжело чувствовать себя одинокой в такие ночи.

…Наталке приснилось, что ее кто–то зовет. Она открыла глаза, села на кровать и прислушалась. В комнату робко заглядывал месяц, осветив кусок пола и сидящую понуро возле окна Зинаиду Дмитриевну. «Еще не ложилась, тоскует», — подумала Наталка. Она села на кровати, подобрала ноги, обхватив колени руками. Ее черные волосы густыми прядями рассыпались по плечам. «И чего она в нем хорошего нашла, в полковнике том? Губы тонкие, нос длинный, черкесячий, а глаза хоть и красивые, да наглые… Вроде как у сытой кошки».

Наталка быстро соскользнула на пол и подбежала к окну.

— Зинаида Дмитриевна! Тетя Зина! Зиночка, ты плачешь? — Наталка готова была сама разреветься. Она обняла учительницу за шею, тыкалась носом в ее щеку.

У окна мелькнула чья–то тень, и раздался ласковый, немного насмешливый голос:

— Я думал, они ночью любуются, а они плачут… Тоже — нашли дело…

— Дядя Андрей! Вот хорошо, что вы пришли.

Наталка весело засмеялась, но, вспомнив, что она в одной рубашке, смутилась и спряталась за учительницу. Андрей подошел к подоконнику.

— Здравствуйте, Зинаида Дмитриевна! Здравствуй, Цыганенок!

— Дядя Андре–ей!

— Чего?

— Я ж просила…

— Ну, ладно, больше не буду, Цыганенок.

— Опять?!

— Молчу, молчу.

Учительница поспешно вытерла платком лицо и спросила:

— Что это вы, Андрей Григорьевич, по ночам бродите?