Плексус

- Нет, - ответил я, - не совсем. Слушай дальше… Златовласка пошла, как ей сказали, налево, никуда не сворачивая. Через несколько минут она оказалась перед своим домом.

Может, что слышал о нем? Не знаю почему, мы, не сговариваясь, избрали такое начало. Мы были как те шахматисты, которые, независимо от того, кто их противник, в дебюте всегда разыгрывают шотландский гамбит.

- Видел ты в последнее время Джорджа? - спросил я без всякой связи с предыдущим.

- Ты имеешь в виду Джорджа Маршалла?

- Угу, я его, кажется, вечность не видел.

- Нет, Генри, откровенно говоря, не видел. Полагаю, он по-прежнему ходит по субботам в Виллидж.

- На танцульки?

Макгрегор улыбнулся:

- Хочешь, называй это танцульками, Генри. Ты знаешь Джорджа! - Он помолчал, потом добавил: - Джордж странный парень. Пожалуй, сейчас я знаю о нем меньше, чем когда-либо.

- Да что ты?

- Именно так, Генри. Этот парень ведет двойную жизнь. Тебе стоит посмотреть на него, когда он дома, с женой и детьми. Совершенно иной человек.

Я признался, что не видел Джорджа с тех пор, как тот женился.

- Его жена никогда мне не нравилась.

- Ты поговори как-нибудь с ним о ней. Это чудо, как они умудряются жить вместе. Он исполняет все ее желания, а взамен делает что заблагорассудится. Бывать у них дома все равно что сидеть на бочке с порохом. Ты знаешь эту его любовь к фразочкам с двойным смыслом…

- Слушай, - перебил я его, - помнишь тот вечер в Гринпойнте, когда мы сидели в углу в какой-то забегаловке и Джордж начал молоть всякую чушь о своей мамаше, как, мол, солнце встает и садится у нее в заднице?

- Боже мой, Генри, тебе в голову приходят странные вещи. Конечно, помню. Я, наверное, помню каждый наш разговор. Когда он состоялся и где. Был я тогда пьян или трезв. - Он повернулся к Трикс. - Тебе не скучно слушать нас? Знаешь, мы трое были когда-то не разлей вода. Хорошее, Хэл, времечко было, правда? Помнишь Маспетские соревнования? Беззаботная была тогда жизнь, скажи! Слушай, ты тогда уже ходил к вдове или это было позже? Представь, Трикс, парень едва успел школу закончить и влюбляется в женщину, которая ему в матери годится. Даже хотел жениться на ней, ведь хотел? Да, Хэл?

Я ухмыльнулся и неопределенно кивнул.

Генри всегда влюбляется не на шутку. Серьезный человек, хотя, глядя на него, никогда не подумаешь… Но вернемся к Джорджу. Как я уже говорил, Хэл, он совершенно переменился. Стал какой-то неприкаянный. Работу свою ненавидит, жену не выносит, а дети наводят на него смертную тоску. Только и знает, что гоняться за юбками. И представляешь, все норовит подцепить кого помоложе. В последний раз, когда я видел его, он путался с пятнадцатилетней девчонкой из его же школы - втрескался по уши. (Я до сих пор не могу представить его директором школы, а ты?) Кажется, это началось прямо у него в кабинете. Потом он встречался с ней на танцах. Наконец до того осмелел, что повел ее в отель, где они представились мужем и женой… Их видели на площадке у танцзала, где они препирались, - это последнее, что я о них слышал. Когда-нибудь, Хэл, этот парень попадет в газеты. И сообщение будет не из приятных.

Тут в памяти моей всплыла картина, столь четкая и живая, что мне стоило усилий не показать виду. Словно раскрылся японский веер. Мне вспомнились те времена, когда мы с Макгрегором были, так сказать, все равно что близнецы. Я тогда работал в ателье отца, то есть мне должно было быть года двадцать два - двадцать три. Джордж Маршалл свалился с тяжелым воспалением легких и несколько месяцев не вставал с постели. Когда он почти оправился, родители отправили его в деревню - куда-то в Нью-Джерси. Все началось с того, что однажды я получил от него письмо, в котором он писал, что быстро набирается сил, и приглашал приехать. Я только обрадовался возможности дать себе короткую передышку и телеграфировал, что буду у него на следующий день.

Был конец осени - тусклая, унылая пора. Джордж встретил меня на станции со своим юным двоюродным братом Герби. (Ферма принадлежала тетке и дяде Джорджа, то есть сестре его матери и ее мужу.) Первые его слова - как и следовало ожидать! - были о матери, которая спасла ему жизнь. Он несказанно обрадовался встрече со мной; ну а выглядел просто замечательно - загорелый, окрепший.

Знаешь, Хэл, - сказал он, - здесь здорово, настоящая ферма, без дураков.

По мне, это была самая обыкновенная ферма, ничем не лучше других - захудалая, старая и грязная. К тетке, полкой, добросердечной и по-матерински заботливой женщине, Джордж относился с нескрываемым почтением почти как к матери. Герби, ее сын, был малость придурковат. И жуткий балабол. Но что меня озадачило, так это обожание, с которым он смотрел на Джорджа. Джордж явно был его кумиром. То, как мы с Джорджем разговаривали, было Герби в диковинку. Он ходил за нами хвостом, и отделаться от него было непросто.