Племя

— Нет, ты по-прежнему остаешься собой, и лишь печаль хочет осквернить тебя, но ты должен собраться с собой.

Она замолчала. А она ли это была? Этот голос, звучащий в голове, пытающийся воскресить надежду, он принадлежит ей?

— Ты справишься, — сказала она напоследок, испарившись в чертогах разума. И Шон вновь остался один. И лишь колючий мороз касался его лица, крепко обнимал его за плечи.

Коридоры больницы опустели. Давящие белые стены сводили с ума. Лишь из некоторых палат раздавались тихие стоны или похрапывания. Шон открыл дверь той самой комнаты для отдыха. Стол, на котором по-прежнему стояли несколько пустых кружек, чуть дальше от него — диван и кресло, расположенное прямо возле окна, где она, как часто это бывало, сидела и рассматривала все, на что падал взгляд из окна. А теперь там никого. Но нет, Шон видел ее так ясно, как и всегда. Вот же она, сидит, скрестив ноги, и глаза ее, точно две серые жемчужины, слегка поблескивали, а лицо приобретало такой милый и задумчивый взгляд — столь ярка эта женственная красота, идеал, коего еще не приходилось встречать. И вот она поворачивает свою голову, а локоны ее светло-серых волос непослушно падали ей на лицо. Роза смотрела на Шона, так ласково и заботливо. Тот взгляд, который он так ценил, вновь открылся ему и, возможно, был даже краше прежнего.

— Лишь ты способен на такие великие поступки, — звучал тихий любимый голос, — и ты не должен останавливаться. Даже когда ситуация будет казаться безвыходной, когда тебя окружит голодная толпа врагов, когда все твои силы будут на исходе, ты все равно найдешь выход, пускай и не тот, который хотел.

— Я… я просто хочу вернуться назад, — шептал Шон слабым голосом, еле различимым даже в полной тишине.

— С кем ты разговариваешь? — послышался молодой женский голос. Родригес испуганно обернулся и увидел незаметно вошедшую в комнату Веронику. Собрав руки в замок и поглядывая зеленоватыми глазами на Шона, она смущенно стояла возле двери, изредка дотрагиваясь рукой до своего веснушчатого лица.

— Да так… — бормотал Родригес, вновь взглянув на кресло, пустое, где никто уже не сидел, не глядел так мило и улыбчиво, где рассеялись очередные частицы воспоминаний, — ни с кем.

Вероника подошла к Шону и с дружеским сочувствием положила легкую руку на его плечо.

— Мне правда жаль, Шон. Если тебе что-нибудь нужно, можешь обращаться ко мне, я всегда помогу.

— Спасибо, — кивнул Родригес и, попрощавшись, вышел на улицу, где солнце уже пряталось за горизонт.

На вокзале собрались люди. Радостно и с восхищением осматривали они поезд, который вот-вот отправиться. Никто из них не знает, куда он держит свой путь, да и мало кого это интересует. Некоторые, заприметив в кабине машиниста, улыбчиво махали ему руками, а кто-то даже принялся завывать всякие песни. Люди смотрят на жизнь с огромною надеждой, принимают ее, благодарят, и потому они счастливы. И пусть некоторым из них пришлось нелегко, но они принимает беду и делают все возможное, чтобы продолжать жить. Так они и добиваются этих улыбок, которые, между тем, кажутся Шону такими неуместными. Он смотрел на эти лица и даже обижался, он не мог понять, как они могут смеяться, петь песни, когда все такое мрачное, когда жизнь потеряла последнюю каплю счастья. Но эти жизни совершенно другие, их счастье другое, у кого-то оно еще живет, у других погибло давным-давно, а иные и вовсе его никогда не видели. И бывает иногда так, что последним в этой жизни бывает куда проще.

Шон уселся за стол в одном из вагонов, напротив расположился Кирилл. Поезд начал трогаться, издавать рев и свист, застучали колеса, загрохотали металлические конструкции. Город медленно скрывался во тьме, уходя куда-то вдаль, и одни только желтоватые уличные фонари озаряли его. И как же приятно здесь жилось. Как много здесь было счастья, как много обид, зла, споров, дружбы, любви и надежд. Здесь была жизнь, самая настоящая, она так сильно старалась быть похожей на ту, что люди потеряли. Шон, рассматривая уходящий в ночь город, наконец улыбнулся, а в голове крутилось одно лишь слово: “Спасибо”. Кто знает, кому оно было адресовано, может быть городу, может его жителям, может Розе, а может кому-то еще, чему-то несуществующему или какой-то сверхъестественной силе, которая шептала где-то в голове: “Больше ты не вернешься сюда”.

Потирая глаза после сна, Шон поднялся с сиденья и направился к выходу. Поезд остановился в небольшом лесу с огромными сугробами, в которых утопали ноги. Миновав худые заснеженные березы, Родригес вместе со своей командой вышли на холм, с которого открывался хороший вид на ближайшие поселения. Довольно далеко раскинулся город. То самое место, где Шон с Розой убегали от собак в школе, где искали они подсказки из стиха и встретились с Орловым. Немного дальше виднелся лес, в котором на них напали рыбы, когда они перебирались через реку, а подальше — деревни, маленькие и многочисленные.