Саманта Джонс

Племянник с Рублёвки 3. Покажи мне жеребца

Проснулся я с диким стояком где-то около девяти вечера. Даже не ожидал, что так разморит после тренировки.

Тяжелое одеяло окутывало мою постель, возле окна, на столике стояла ваза с фруктам. Какая у меня внимательная и заботливая тетя.

Сквозь дрёму я еще мог вспомнить последние остатки сна. В нем я нежился в кровати без какого-либо сексуального подтекста с какой-то горячей худышкой с бархатистой кожей. Правда я так и не мог вспомнить была ли это синхронистка Камила или моя прекрасно сохранившаяся тетя Ксения.

В любом случае, судя по характеру девушки из сна это была ни та ни другая. Потому что девушка во сне активно обслуживала ручкой моего твердого богатыря, а для дерзкой Камилы это слишком услужливо. Для тети же мне её действия казались слишком умелыми.

Я сладко потянулся и зевнул в кровати. Закат последними лучами уже бил в стену напротив окна.

– Ммммаксим, к тебе эта девочка приходила… Как её…– услышал я вновь заикающийся голос своей надоедливой сексапильной тети.

Кто мог ко мне приходить? Я вроде еще почти и не знаком с девчонками с нашего потока. Только переехал.

– Оннна ссссказала… она оставила тебе кккккуар код какой-то.

Тетя распахнула дверь в мою комнату и вошла. На ней был розовый шелковый халат, который подчеркивал ее большую упругую пластиковую грудь. Стоячие соски проглядывали через ткань. Пояс выделял талию и приподнимал подол халатика так, что были видны ее идеально гладкие нежные бедра. Не думаю, что прилично ходить перед племянником в открытых розовых сабо на миниатюрном каблучке, но чего не простишь разведеночке.

Мой пенис напрягся от увиденного еще сильнее.

Тетя протянула бумажку с распечатанным на ней куар кодом и полы халата чуть распахнулись. Под определенным углом можно было видеть аккуратной формы грудь и ореол соска.

– Рввасскажешь потом, ччччто там? – она явно дико возбуждалась от мысли, что ее молоденький мальчик племянник превратился в спортивного жеребца с гладильной доской пресса и постоянно торчащим жалом. Я знал, что она думает о моем теле под одеялом и от того заикается только сильнее.

Не скрою мне нравилось провоцировать её, унижать даже может быть. Ей было стыдно своего заикания. Своей неплноценности. Я же находил это очаровательным.