Плен

– Нет. Он у нас не был. Я вообще не знаю, о ком ты говоришь.

– Вспомни, мама! Я прошу тебя!

– Я тебе уже сказала, и вообще, какое это может иметь отношение…

Катя развернулась и побрела вниз по лестнице. Вышла на улицу. Закурила. Рука ходила ходуном от алкогольного тремора, а потому приходилось ловить сигарету ртом, при каждом затяге. Звезды мерцали в завораживающей черно-синей глубине неба. И хотелось улететь туда, раствориться и забыть о том, что ты вообще когда-либо существовал. Оп – и нету.

Миша подошел и встал перед ней. Хороший мальчик.

– Знаешь, у меня в последнее время такое чувство, что каждый человек – это… Как звезда. Или даже галактика, но где все не по порядку, как там. – Катя показала на небо. – А у каждого все работает по каким-то своим законам, своя память, свои связи и… боль своя. И люди живут в какой-то кошмарной центрифуге, их притягивает, шарахает друг об друга, бьет… Они вертятся, калечатся и ломаются, внутри себя и снаружи, и даже понять ничего не успевают. И не выйти никак… И даже если выскочить, каким-то чудом выскочить, то просто попадешь в центрифугу покрупнее, где вертит быстрее и бьет больнее…

– Да не говори, дебилы. Иногда смотрю и думаю, вот по лбу бы тебе дать хорошенько, быстро бы в себя пришел… Иди сюда…

Катя изумленно посмотрела на него и подумала, что, может быть, он и прав. Может, это и есть выход из ее ужасающей центрифуги. В такой вот простой и понятный мир обычного следователя. Он взял ее за руку и потянул на себя.

– Сюда иди, говорю. В грязь самую залезла и стоит. Чего ты смотришь?

Катя шагнула и только теперь заметила, что и вправду стоит в луже. Прямо в домашних тапочках.

– Ты думаешь, это Вадим?

– Я не знаю. Я больше уже ничего не знаю. У меня, по ходу, крыша съехала.

– А мне показалось, что она врет. Знает она его. Я сколько перевидал…

– И что?

– А тебе не кажется странным, что этот твой Данила, или как его там, погиб. И мать твоя почему-то испугалась. И отец… Он такой офигевший был, когда ты ему про минет говорила, что я ему, знаешь, поверил…

– Ну и что? Нина-то тут при чем?

– Я бы этого Вадима тоже допросил.

– Вдруг это правда он, а? Если Нина у него?

Катя вдруг бросилась по улице, Миша побежал за ней.

– Катя, подожди! Так нельзя! Это опасно, ордер нужен!

Но Катя уже не могла остановиться.

00:00. Нина

Нина не спала. Ее не спасли, а значит, бога нет. Ну что же. Придется выбираться самой. Эти дни она жила в каком-то тяжелом безвременье, постоянно проваливалась в дремоту и просыпалась, будто не до конца. Тяжелая безысходность накатывала волнами, волны удлинялись, пока не поглотили совсем.

Ну что же, теперь ей придется жить в подвале. Жить долго, может быть, несколько лет, ходить в это ведро, пить из этой бутылки, улыбаться ему, быть ласковой. Терпеть его прикосновения. Наверное, он потребует секса. Какое-то время можно будет врать, что ей все еще нет восемнадцати, но потом все равно придется. Нужно поторопиться, втереться к нему в доверие раньше. Влюбить его в себя.

Нина сможет, она же видела, как Наташка это делает, – тоже будет смотреть восторженно и хвалить. Соблазнительных жестов лучше не надо. По крайней мере пока. Вдруг он не сдержится и полезет к ней. Если и так, придется вытерпеть. Главное, не родить от него. Как это сделать, Нина не представляла, но решила, что если она забеременеет, то придется умереть. Впустить в мир еще одного маньяка – это уже слишком. Хорошо бы, конечно, выбраться, но действовать нужно осторожно. Надо расположить его к себе. И поаккуратнее. Он думает, что она наивная малолетка, он поэтому украл именно ее. Это удобно.

Вверху раздался шум. Нина вздохнула и села. Поправила волосы. Так. Нужно быть приветливой. Нужно обрадоваться, хотя никаких сил на это уже не было. Дверь медленно открылась. Нина приготовила приветливую улыбку и ахнула – сверху на нее смотрела Катя. Настоящая живая Катя.

02:13. Катя

Катя позвонила тете Свете и обрадовала: Нина жива, она в больнице, с ней все в порядке. Это был Вадим. Его задержали. Катя сейчас в участке, но скоро будет. Во все это трудно было поверить, но будто гигантская система боли и страха рухнула, и все завершилось как в голливудском слезливом фильме.

Миша вошел в кабинет, поигрывая ключами. Он тоже был рад:

– Это ж надо – и похищение раскрыть успели, и висяк старинный распутался! Надо будет дело поднять. А ты заявление писать будешь? Если напишешь, его могут невменяемым признать и в дурку упечь, так что надо промолчать, наверное.

Катя смотрела на Мишу и улыбалась. Она не слушала, просто любовалась – какой хороший мальчик.

– Ты это, со стола слезь, у меня ж тут документы.

Миша заметил, как Катя на него смотрит, и смутился. Подошел и попытался вытянуть из-под Кати папку. Катя обняла его и тихо прошептала:

– Спасибо.

– Да я чего? – не понял Миша, попытался отстраниться, но Катя его не отпустила, медленно поцеловала в губы.

Они занялись сексом прямо на его столе, он порывался погасить свет и запереть дверь, но не успел, Катя уже расстегнула ему ширинку.