– Матушка, – понизив голос, сказал Генрих, подаваясь вперед и заглядывая ей прямо в глаза. – Возможно, вы не слышали или не поняли меня. Но Алиенора – моя жена, и вы будете относиться к ней с уважением, как и я. Я люблю ее, люблю до безумия, и лучше вам смириться с этим. Для меня не имеет значения, что в прошлом она вела себя не как добродетельная женщина, потому что я и сам нередко так поступал, а потому не мне судить ее. Но я знаю, что жена любит меня и верна мне, так что оставим это раз и навсегда.
– Ты глупец, потерявший голову от любви! – отрезала Матильда. – Настанет день – и ты поймешь это. Ты сын своего отца, такой же упрямый и неуемный.
– Не забудьте, матушка, что я и ваш сын, – напомнил Генрих.
– Нет, Генри, ты дьявольского семени, а дьявол не выпускает из вида свою родню. А теперь иди. Оставь меня. Я устала.
– Прекрасно. Мне просить вашего благословения на ночь, матушка? – усмехнулся Генрих. – Впрочем, не буду вас беспокоить. Поскольку я дьявольского семени, ваше благословение не пойдет мне во благо. Но чего бы я хотел, так это перемирия. Вам не нужно дружить с Алиенорой. Даже я, глупец, потерявший голову от любви, как вы говорите, не прошу об этом. Но я прошу неизменно оказывать Алиеноре уважение, подобающее ей по титулу и как моей жене, если только такое возможно. Вам это ясно?
Матильда ничего не ответила. Она смотрела на сына с бесстрастным выражением лица.
– Я жду, – любезно проговорил Генрих.
– Хорошо, – процедила сквозь зубы она. – Я постараюсь встречаться с ней как можно реже.
– Насколько я понимаю, Алиенора сама больше не захочет вас видеть, – ответил Генрих.
– Мне очень жаль, Алиенора, – сказал Генрих, забираясь в кровать и заключая жену в объятия. – В особенности жаль, что моя мать решила отравить своим ядом наше воссоединение и мое знакомство с малюткой Вильгельмом. – Он поцеловал ее. – Малыш такой замечательный. Как две капли воды похож на меня.
– Я люблю тебя, Генри, – проговорила Алиенора, чувствуя собственную уязвимость.
Герцогиня положила голову мужу на грудь, и ощущение его силы принесло ей утешение. А потом она начисто забыла о Матильде, потому что знакомая волна страсти прошла по всему ее телу, и она отдалась сладостным ласкам мужа, хотя это и длилось недолго. Генрих, истосковавшийся по ней за долгие месяцы, быстро перешел к делу.
– Господи, как хорошо снова владеть тобой! – воскликнул он, а потом, охваченный страстью, уже не мог произнести ни слова.
Желание Алиеноры было не менее сильным, и они оба потеряли голову – перекатывались между простынями, прижимались, пожирали друг друга, и ей казалось, что она сейчас умрет от наслаждения. Потом, лежа в блаженном изнеможении, они в удивлении смотрели друг на друга, потрясенные глубиной собственной страсти.
– Прошу тебя, никогда больше не оставляй меня так надолго, – сказала Алиенора, прикасаясь к щеке Генри.
– Я думаю, мне придется это делать, если по возвращении меня будет ждать такое! – ухмыляясь, пошутил он. – Клянусь Господом, женщина, ты настоящее чудо! Я ни с кем не чувствовал такого. – Теперь он говорил серьезно.
– Я сделаю так, что тебе будет даже лучше, – пообещала Алиенора, чувственно соскользнув к изножью кровати. – Что ты скажешь об этом, мое сердце? Или об этом?
– Алиенора, ты ненасытна! – застонал Генрих, вытягиваясь от наслаждения. – Ты понимаешь, что за это ты можешь на три года быть отлучена от Церкви?
Алиенора тут же прекратила делать то, что делала.
– Только если я признбюсь, – пробормотала она. – Но сказать по правде, я не считаю это грехом. – Она вернулась к прерванному занятию.
– Тогда мы вместе будем гореть в аду, и пылай все огнем! – простонал Генрих.
Утром герцог встал рано. Он собирался на охоту и вообще не любил залеживаться в постели, а всегда спешил уйти.
– Охота для него – настоящее добровольное мученичество, – посетовала его мать.
Матильда подчинилась требованию сына, и между ней и Алиенорой воцарилось необъявленное и ненадежное перемирие. Они встретились утром перед завтраком в часовне и настороженно обменялись поклонами.
– Императрица даже прислала мне приглашение сопровождать ее на мессу, – сказала Алиенора мужу, когда тот вернулся.
– И ты пошла?
– Конечно. Я никогда не дам ей повода обвинить меня в строптивости. – Алиенора отложила иллюминированную книгу[28]
, которую читала до появления мужа. – Генри…– Что это? – оборвал он ее, с восхищением глядя на книгу в серебряном переплете, украшенном драгоценными камнями. Любопытство герцога было ненасытно.
– Это «Деяния графов Анжуйских», – ответила Алиенора. – Хочу знать про твоих предков.
– Это может навсегда отвадить тебя от меня! – фыркнул Генрих. – Они были такие неугомонные – все до единого!
– Вот о таких и интересно читать, – улыбнулась Алиенора. – И это многое объясняет.
– Ха! – воскликнул Генрих. – Нет, мы не одного поля ягода. Хотя если послушать аббата Бернара, то я хуже их всех, вместе взятых.
– Он мне так и говорил! – рассмеялась Алиенора, потом лицо ее посерьезнело. – Генри, как долго мы еще пробудем в Нормандии?