— Дон Педро, вы же понимаете, что арендаторы должны исполнять определенные обязательства по отношению к вам, как к сеньору. Иначе говоря, платить по всем счетам! Что же делаете вы? Несмотря на мои уговоры, и это притом, что я предоставил точные расчеты по всем вашим доходным книгам, вы, тем не менее, снова взяли на себя непосильное бремя. Да, вы повысили арендную плату, как я вам советовал, но отменили баналитет, один из основных источников дохода! Где это видано, чтобы сеньор разрешал крестьянам задаром молоть зерно на собственной мельнице?!
— Но мне по-прежнему платят за использование нашей пекарни и виноградного пресса, — невольно оправдывался дон Педро. — Ты сам можешь убедиться во всем, Луис-Антонио. Вот смотри, в расчетной книге прописаны все суммы, я сам веду учет.
Наступила тишина, слышны были только шорохи от переворачиваемых страниц и невнятное бормотание кузена, повторяющего цифры на бумаге.
— Все это пустое, — наконец выдал свой неутешительный вердикт Луис-Антонио. — Вы сеньор на этой земле и должны получать солидные доходы, как ваши соседи, Креспо, Ибарра, Вальехо, Кабрера. Земля ваша плодородна, поблизости есть лес, каменоломня, а несколько миль к югу Средиземное море, богатое рыбой и моллюсками. Андалусия — благодатный, зажиточный край. Здесь, как и в Кастилии, не перегоняют дважды в год крупные стада овец через оливковые рощицы, виноградники и засеянные пшеницей поля. Все земли возделываются, вы ничего не теряете, как скажем сеньоры Каталонии или Арагона.
Немного помолчав, он продолжил другим, более надменным тоном:
— Королю и премьер-министру не понравятся объяснения, которые я буду вынужден передать им. В наше непростое время государству требуются хозяйства, приносящие стабильные доходы. Королевская власть должна опираться на сильных сеньоров, дабы сохранить свою суверенность. А такие, как вы, дон Педро, способствуют разорению казны.
Едва услышав незаслуженные обвинения, брошенные с высокомерной напыщенностью ее отцу, Каталина побледнела и поспешила спрятаться в тени одной из шести колонн, расположенных в главном зале. Чтобы не оказаться случайно обнаруженной и в то же время не упустить немаловажных деталей из дальнейшего разговора, скорее походившего на суровые наставления учителя нашкодившему школяру, она затаила дыхание и застыла, словно статуя, прижав ладони к груди.
— Впрочем, я знаю, откуда можно взять недостающую сумму.
Последовала короткая пауза, после чего дон Педро спросил упавшим голосом:
— Я весь во внимании, Луис-Антонио.
— Тут все понятно, — как бы само собой разумеющее обронил кузен, — у вас имеются средства, которыми можно покрыть текущие долги… Приданое вашей младшей дочери Каталины…
— Что?! Нет!
Каталина слушала, не шевелясь, не издавая ни звука, полностью погрузившись в гнетущую картину действительности, и не заметила, как рядом с ней оказалась мать, столь же бледная, как стены главного зала.
— Нет, Луис-Антонио, я не пойду на это, — твердо заявил отец. — Моя дочь не остаться без приданого, это просто недопустимо. Она не сможет найти достойного жениха, ее будущее будет загублено… и тогда остается только один верный выход — монастырь, да и там взимают плату…
Похоже, у кузена на все было свое мнение. Он довольно хмыкнул, будто только и ожидал подобного ответа.
— Сеньорите Каталине не нужно покидать стены отчего дома.
— Как же так? — изумился дон Педро. — Ты, как мой прямой наследник, когда-нибудь женишься, а моя дочь…
— …Станет компаньонкой моей жены.
— То есть приживалкой в родном доме?
— Не я устанавливал законы на майорат, — последовала циничная реплика.
— Я найду другой выход, — процедил сквозь зубы сеньор Перес.
Донья Вероника решительно взяла дочь за руку, и Каталина почувствовала, как холодны были пальцы матери.
— Пойдем, дорогая, нам нечего здесь делать. Мы все услышали, что было нужно.
Выйдя на террасу и подставив лицо утренним лучам солнца, с трудом пробивающимся сквозь густую листву душистого жасмина, мать закрыла глаза и плотно закуталась в мантилью, как будто спасалась от холода.
— Луис-Антонио не остановится, пока не добьется своего, — с горечью сказала она.
— Мама, — Каталина вне себя от тревоги обняла мать за плечи, — но что же он хочет? Поместье все равно перейдет ему только после смерти отца…
— По-видимому, он желает это ускорить.
— Мама, нет. Что ты такое говоришь?
Ореховые глаза доньи Вероники заволокло пеленой невыразимой печали.
— Утром пока тебя не было, к нам заезжал мастер Керро, — кончиком платка она промокнула выступившие слезы. — Твой отец последние несколько дней жаловался на боли в груди. Доктор прописал ему сердечные капли и… покой, но куда там… Теперь я не знаю, чего ожидать. По-моему, все очень серьезно.
— У папы больное сердце?