Пленник волчьей стаи

Крышка чайника весело затренькала. Старик бросил драгоценную щепоть чая в бурлившую воду и тут услышал испуганное фырчанье оленей. Кутувье привстал, силясь рассмотреть того, кто вспугнул животных. «Наверное, пакостница кэпэй [15]пришла», — подумал Кутувье. Но тут он разглядел, что олени, испуганно храпя, бросились в темноту. Сердце у старика замерло. Он потянулся к старенькому ружью, что было привязано к аргизамвместе с мешком, в котором он вез гостинцы. Вдруг страх сковал его тело: он увидел светящиеся глаза-огоньки. Огоньки словно плясали и неумолимоприближались к нему.

Зашипел, запарил почти догоревший костерок — это завалился набок чайник,уже еле державшийся на углях. И без того чуть не умерший от страха

старик совсем закоченел от ужаса: огонь был его единственной надеждой на спасение. Кутувье закрыл глаза и тут услышал протяжный вой, похожий наплач. Старик упал на колени и увидел их!

Подняв мордык звездному небу, волки пели свою жуткую песню. Оборвав ее, они ткнулись мордами в снег и, вытянув шеи, чуть приблизились к застывшему в ужасе старику. Но они не бросились на него. Словно по команде, волки снова задрали мордыи завыли, а кончив, еще приблизились, сужая круг. И опять они ткнулись мордами а снег, и опять к далекому черному небу понеслась их печальная страшная песня. Душа

Кутувье прощалась с телом. Однако он был еще жив, потому что видел мерцавшие зеленоватыми огоньками глазаволков, видел, что звери почти ползком приближались к нему. Потом волки завыли снова, все так же жутко, протяжно, словно оплакивали его уход к «верхним людям»… Но Кутувье больше не слышал плача стаи, он оглох, превратился в камень — разум его помутился…

Сколько он находился в беспамятстве, не помнил. Когда очнулся, то никак не мог поверить, что жив, что не в «верхней тундре». «А может, «верхняя тундра» такая же, как на земле Кутха? [16]Но шаманы говорят, что в «верхней тундре» звезды близко, а здесь они все так же далеко…» Боясь пошевелиться, старик покосился на то место, где только что сидел большой страшный волк, который подошел совсем близко. Кутузье помнил, что, уже проваливаясь куда-то в темноту, вдруг почувствовал, как лицо обдало горячим дыханием зверя. Вот и след, но самого волка не было. Кутувье оглянулся. Никого. Тихо. Так тихо, что слышен шорох звезд. Тогда он покосился на то место, где горел костер. Крохотный уголек, будто волчий глаз, светился в снегу. «Неужели я все еще на земле предков?» — опять удивился старик. Хотел пошевелиться, но побоялся. Ждал, что вот-вот снова услышит страшную песню волков и острые белые зубы вцепятся ему в горло. Но тундра не отозвалась ни единым звуком. Затаив дыхание, Кутувье пошевелил рукой, потянулся к ножу. Нащупав холодную рукоятку, старик немного осмелел, приподнялся. Нет, волков рядом не было! «Почему они меня не разорвали?» — удивился Кутувье и робко ощупал себя» Значит, он еще живой истоит на той земле, где родился?! Значит, волки пощадили его! Почему? Ведь он слышал их песню смерти, видел их, как видит сейчас аргизы. «Ой-е! А может, это не волки обнюхивали меня, а кала?! [17]От страха и холода лицо его закоченело.

Живой хочет жить. Старик рванулся к аргизам, обрезал ремень, которым было привязано ружье, схватил его и озираясь по сторонам, шагнул к кедрачу. Он разгреб снег и нарезал много пушистых, упругих пахучих веток. В безмолвной, призрачной от белого снега тундре вскоре весело загорелся, затрещал большой костер.

До рассвета горел огонь Кутувье, и только когда в белесом небе растаяли звезды, старик взвалил мешок на спину, встал на лыжи и поспешил к стойбищу. Чайник он привязал к ремню, рядом с ножом. Без чая, однако, зимой далеко не уйдешь.

К вечеру следующего дня в яранге Вуквутагина было тесно от людей. Посреди яранги горел костер. Огонь лизал прокопченные бока большого котла, в котором варилось мясо. На почетном месте сидел Кутувье. Рядом с ним пристроились самые уважаемые, самые мудрые старики стойбища. Старость сделала мудрецов в чем-то похожими друг на друга: их лица, темно-коричневые от ветров и ярких лучей солнца, с реденькими бороденками и усами, были измяты морщинами, словно снег в стойбище следами нарт.

Кутувье начал рассказывать о встрече с волчьей стаей. Как всякий северянин, он говорил тихо, неторопливо. Когда же закончил свой удивительный и страшный рассказ, в яранге стало шумно:

— Ой-е! Ай! Ой-е!

Кутувье гордо оглядел гостей, ребятишек, которые, так и забыв закрыть рты, испуганно глазели на него,

— О, волки умеют заколдовывать людей. Я знаю, — сказал Кованна, самый древний из стариков.

— Но почему они меня отпустили? Почему не разорвали меня, Кованна? — спросил Кутувье. — Ты много волков повидал, много убил за свою долгую жизнь.

В яранге стало тихо.

— Почему? — Кованна закрыл глаза, пустил клубок дыма из маленькой трубки. — Старый ты, мясо у тебя старое, плохое… Стае нужен был человек сильный. А ты — старый, — закончил Кованна и прикрыл веки…

— Человек?! — испуганно зашептали в яранге.