В переполненной таблетнице – натуральный винегрет из препаратов. Названия не запоминаю, просто глотаю в присутствии санитара, что внимательно наблюдает да еще заставляет открыть рот. «Проглотила? Теперь повернулась на правый бок и – спать!» Делаю, что требуют, благо сон мертвецкий, без сновидений. Раньше такие яркие сны видела – прямо блокбастеры! – а сейчас будто в могилу проваливаюсь, делаюсь трупом. Выползать из могилы трудно, да и не хочется, если честно. Но надо, поскольку на пороге санитар (санитарка, медсестра), что призывает на обед или ужин. И тут хочешь не хочешь, а поднимаешься, ведь аппетит – зверский! Раньше я к еде с прохладцей, ее буквально запихивали в меня, теперь же в три горла жру, наверное, таблеточный винегрет способствует. Эдуард Борисович хвалит меня, да еще ставит Тае в пример: вот, мол, погляди! Будешь так же уплетать – анорексия сразу уйдет! Но та мрачно сидит над тарелкой, потом отодвигает в сторону.
– Тогда капельницы! – разводит руками главврач. – Я обещал твоим родителям поддерживать организм, извини!
Странно, меня совершенно не волнует, что происходит с нашей моделью. Вроде совсем недавно были вместе, строили планы, даже побег вроде задумали. Но вспоминается это как некий мультик, в котором действуют нарисованные человечки. Куда сбегать? А главное – зачем? Следует набить живот, потом добрести до кровати и, накрывшись синтепоном, опять превратиться в труп. То, что зеленый уголок закрыли, меня тоже мало волнует. Не надо музыки; и попугаев не надо; и отстаньте со своими вопросами – кто его задушил?! Помню, нас по очереди к Эдуарду Борисовичу вызывали, и тот допытывался: «Это ты? Нет? Тогда скажи – кто!»
– Не знаю… – мотала я головой. – Чего вы спрашиваете, там же камера висит!
– Завесили камеру… – вздыхал главврач. – Вроде больные, а когда надо – голова работает!
У кого как: моя голова, например, работает со скрипом, привыкая к новой химии (прежняя оказалась не ах). Типа вытачивали под меня костыли, вытачивали – да не выточили; теперь вот соорудили новые. Как, подходят? Да вроде ковыляю помаленьку, спасибо! А как ощущения? Ой, все по-другому! Раньше был ледяной кокон, белая стерильность, теперь же меня будто в бетон закатали, как показывали в каком-то бандитском кино. В моем случае, правда, в бетон закатали не тело, а душу, и моя задача – научиться жить внутри бетонного саркофага: мыслить, рассуждать, принимать решения.
И у меня, скажу с гордостью, начинает получаться. Мой Капитан окончательно похоронен, его зашили в холщовый мешок, привязали к ногам
Все эти измышления, понятно, не выходят за пределы моей черепушки, на беседах с лечащим главврачом я на удивление спокойна и бесстрастна.
– Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– А конкретнее?
– Чувствую покой.
– Это хорошо… А то мы уже думали ЭСТ использовать, ну, если твоя мать согласится.
– Что использовать?
– Электросудорожную терапию. К ней относятся предвзято – и зря! Новые установки появились, во время сеанса практически ничего не чувствуешь. Но сейчас вижу – особой нужды нет…
Насупив брови, со стены взирает Бехтерев: мол, точно нет нужды? Или все-таки влепить ей парочку процедур
– А ведь мы нашли виновника! – вдруг произносит. – Попугая задушил Гриша! Надо же: аутист, сама кротость, а такое сотворил! Ох, какие вы у меня непредсказуемые…
Выхожу из кабинета, а в голове пульсирует: «Ты даже не догадываешься, доктор Кар-рлов, насколько непредсказуемые!». Приближаюсь к кулеру, и вдруг возникает желание опрокинуть его вместе с пластиковой бочкой. И кресла в коридоре хочу перевернуть, вообще хочется разнести все к чертовой матери! Однако я сдерживаюсь, за что себя хвалю. Непредсказуемость должна проявляться в нужный момент, сейчас – не время…