Пленники Барсова ущелья. Повесть

На лице Саркиса застыла какая - то странная, кривая улыбочка, и он выглядел от этого еще более жалким.

Ашот же словно обессилел. Побледневший от гнева, он дрожал всем телом. Да и могло ли быть иначе? Сын честного охотника, Ашот всю свою короткую жизнь подчинялся принципу: то, что ты добыл в поле, дели с товарищем. Сколько, сколько раз у него на глазах отец без всякого сожаления, наоборот - с чувством удовлетворения делил с другими охотниками мясо убитого им животного! Всегда поровну, всегда справедливо. Он отказывался даже от причитающейся охотнику, по дедовским законам, шкуры и бедра животного. А ведь Ашот знал, с каким трудом иной раз доставалась отцу добыча! Как долго приходилось ее выслеживать, как тяжело было на своих плечах тащить с крутых гор… И все же делили поровну. Такой был издавна установившийся обычай, этого требовало чувство товарищества, человечности. А этот?… Никому не сказал, ни с кем не поделился, и даже тогда, когда карманы, его были полны, протягивал руку за жалкой горсткой ягод, которые могли бы съесть другие.

- Ну? Что же теперь мы с тобой будем делать? - глухо спросил Ашот, все еще стоя против Саркиса.

Саркис вызывающе усмехнулся:

- Что я, украл, что ли? Погоди, Ашот, выйдем отсюда, тогда… Ты еще получишь - за эту пощечину.

- Еще и угрожает! Какая подлость!

- Мне, может, говорить не надо, но я скажу, - нерешительно вмешался Асо и обернулся к Саркису: - Ты нас от себя не отделяй. Наши курды говорят: овца, отставшая от стада, - пожива волка.

Саркис ответил Асо презрительным взглядом, а остальным бросил:

- На мой труд заритесь? Туго пришлось? Нет уж, пускай каждый о себе заботится!

- Ах, значит, так? Ладно!

С минуту подумав и приняв какое - то решение, Ашот сказал. Саркису:

- Там, под орехом, я приготовил дрова для костра. Принеси их, будем жечь ночью.

- Почему именно я должен идти?

- Во - первых, ты нажрался, а во - вторых, очередь твоя. Иди, а не то вышвырнем. На дворе останешься, замерзнешь..

Угроза подействовала. У Саркиса был характер отца: молодец среди овец, а против молодца - сам овца.

- Что же, я один пойду? - уже почти униженно, понурив голову, спросил он.

- Асо, выйди с Бойнахом наружу. Стойте у входа, чтобы он не боялся.

Когда Саркис, затаив в сердце злобу, вышел из пещеры, Ашот сказал:

- Топливо было поводом. Нам надо решить, как же вести себя с этим выродком.

- Ты очень суров и груб, Ашот, - мягко заметила Шушик. - Так человека не исправишь. Обиды заставят его только перечить нам, и он еще хуже станет.

- А ты что, Гагик, скажешь?

- Я? Я скажу так: горбатого могила исправит… Ясно?

- Значит, так и ставим? Не постараемся повлиять на него? - огорченно спросил Ашот.

- Повлиять? Но как? - спросил Гагик. - Дед мой, ты знаешь, очень любит прибаутки. И вот он часто говорит: «Посадили волчонка учиться грамоте. Скажи «к», а он - «коза». Скажи «я», а он - «ягненок»… Впустую с ним возиться, вот что я вам скажу.

- Нет, не впустую! - возразил Ашот. - Этот паршивец должен будет или остаться тут, или выйти отсюда человеком. Говоришь - волчонок? Значит, надо обломать ему клыки.

Саркис все еще не возвращался, и Ашот, вдохновившись, разразился, по своему обыкновению, целой лекцией.

- Такие люди, - говорил он, - не замечают своих недостатков. Многие у нас в селе пресмыкаются перед его отцом и его самого балуют - сын Паруйра! Вот и получился себялюбец. Нужно все это объяснить ему, показать, кто он и кто его отец. Даже унизить надо. Только тогда, когда поймет, что он не лучше, а во многом хуже других, можно будет помочь ему подняться, выпрямиться. Это мое предложение. В том, что мягкое обращение не поможет, я убежден. Такой человек, если с ним мягко обращаться, пожалуй, и на голову сядет.

- Речь твоя хороша, да жаль - длинновата, - насмешливо выразил свое впечатление Гагик.

- Ты что, будешь каждое мое слово взвешивать и критиковать?

- Да, ты прав, буду. Давай, Ашот, попросту поговорим, К чему ты вечно эти лекции читаешь? Жаль мне тебя.

Ашот на мгновение окаменел. Неожиданное заявление Гагика очень смутило его. Ведь сейчас речь шла о Саркисе! Вспыхнув, он искоса посмотрел на Шушик.

- А разве руководитель не должен высказывать свои мысли? - наконец спросил он. - Разве…

Гагик спокойно смотрел на него. Легкая улыбка играла на губах мальчика. Ему нравилось, когда под действием его колючих слов Ашот выходил из равновесия.

- При чем здесь я? - после короткой паузы снова заговорил Ашот. - О чем тебя спрашивают, о том ты и говори. Ну? Как же нам быть с этим… с этим…

Но Гагик так и не успел ничего сказать. Его замечание, и впрямь не имевшее непосредственного отношения к поднятому Ашотом вопросу, увело их в сторону, и до возвращения Саркиса ребята так и не сумели договориться.

В пещеру вошел Асо, за ним - Саркис с охапкой хвороста. Он нес ее легко - жирные орешки из запасов бедной белочки, как видно, подкрепили его силы.