Несколько мгновений разделяло две незыблемые сущности этого мира: жизнь и смерть. Дэмиен слишком поздно почувствовал приближение хищника. Незаряженный арбалет был сейчас совершенно бесполезен, а свой меч охотник оставил в убежище, воткнув в землю.
Внезапно тварь дернулась, словно налетела на невидимую преграду, – из шеи у нее торчал арбалетный болт, выпущенный Эролом. Ноздри хищника расширились, шерсть встала дыбом, и, сменив направление, ревун бросился к ельнику, в котором прятался юноша.
Заред машинально схватилась за лук, понимая, что все равно не успеет. Какой бы быстрой и меткой она ни была.
Сделав точный выстрел, спасший Дэмиену жизнь, Эрол торопливо перезаряжал арбалет. Но от волнения получалось у него это плохо, пальцы не слушались, болт не ложился в желоб.
Лоуренс вскинул арбалет и, не метясь, нажал спуск. Тяжелый снаряд вошел хозяину горного логова чуть ниже правого уха. Хищник зашатался и медленно осел.
Заред опустила лук и облегченно выдохнула. Она покинула укрытие и побежала к охотникам. Ей жуть как хотелось поздравить Дэмиена, восхититься отвагой Эрола и наконец-то увидеть ревуна вблизи.
За девушкой, как тень, двинулся Роган. Интересовал ли его ревун, или преследовал здоровяк другую цель, Заред не знала, да и не сильно над этим задумывалась. Хочет хвостом ходить – ну и пускай себе ходит.
Возле поверженных гигантов уже толпился народ. Охотники единодушно сошлись на том, что рослый зверь – самец, а «маленький» – это самка.
Заред присела на корточки и осторожно погладила одного из ревунов по шкуре, того, что был помельче. Тело животного еще не остыло, ворс на ощупь оказался густым и мягким. Совсем иным, нежели у лоборога. В Лайене про рогатого лесного хозяина говорили, что лучше дерево обнимать, чем гладить лоборога, и Заред не раз получала возможность в этом убедиться.
– Проверьте пещеру, – приказал Слим. – Нет, постойте, я сам, – передумал он неожиданно и, держа взведенный арбалет перед собой, шагнул в темноту звериного логова.
В глубине кто-то негромко зарычал, но не так низко и раскатисто, как взрослый самец или самка. Рык быстро сменился жалобным воем, и вскоре все стихло.
– Детеныши остались, – пояснил Слим, покинув логово. Распорядитель стер с меча кровь и убрал оружие в ножны.
– Хорошо стреляешь, – похвалил Эрола Дэмиен. – Если бы промахнулся, мои кишки с камней бы отскребать пришлось.
Дружище! – громогласно объявил Дэмиен. – Беру всех в свидетели: отныне разрешаю тебе кидаться в меня, чем душа пожелает. Ну разве что, когда надумаешь запустить бутылкой, постарайся не попасть в голову, – в шутку предупредил он Эрола.
Намек на недавнюю ссору вызвал у охотников взрыв хохота. Юноша покраснел и виновато произнес:
– Да я и не собирался.
– И ты на меня не держи зла, – воскликнул Дэмиен и сгреб Эрола в охапку.
Став невольной свидетельницей примирения, Заред заулыбалась.
– Хватит лобызаться, – строго произнес Слим. – А то еще дети появятся.
– Не-е-е, – протяжно отказался Дэмиен, – мне детей Джулия нарожает. Осталось-то всего до зимы потерпеть. Деньжат я скопил, заживем как люди, – поделился радостными мечтами стражник.
Слим дождался, когда Дэмиен закончит изливать душу, и обратился к охотникам, будто вновь приветствовал их в амфитеатре:
– Сегодня Флэа проявил щедрость, одарив нас богатой добычей. А кто мне скажет, чем должны отплатить Богу мы?
– Беречь и хранить его дары, как любимую жену, – дружно ответили люди.
– Тогда кладите туши на носилки и несите в лагерь. Немного передохнем – и к дому. Не забывайте, нам еще серпохвостов нужно настрелять.
Подробность про то, что жена обязательно должна быть «любимой», показалась девушке неуместной, но на то они и мужчины, подумала Заред, чтобы видеть все иначе.
Ничто не предвещало изменения погоды, когда небо заволокло тучами. Речной камыш, тронутый прикосновением ветра, зашелестел, затрепетал, словно пытался о чем-то поведать – робко, вполголоса. Дождь возник из ниоткуда; тяжелые капли вязли в густой траве или, звонко стуча по водной глади, превращались в тысячи куполообразных пузырей, расходящихся неровными кругами. Небеса извергли потоки воды и успокоились; вновь засияло солнце.
– Привал! – разлетелся над головами окрик Слима.
Лошадей в лагере не держали с того самого дня, когда от неизвестной болезни за неделю издохли все до одной. С тех пор тяжести таскали на деревянных носилках, катали на тачках или возили на телегах, «примеривая» лошадиную упряжь по очереди. Вот и сегодня, отправляясь на охоту, стражники захватили двое сколоченных из досок носилок, которые прогибались под тяжестью обоих ревунов и десятка серпохвостов. Людям требовался отдых, и распорядитель принял, как считала Заред, совершенно здравое решение отдохнуть.
Девушка в изнеможении опустилась на землю и от нечего делать стала наблюдать, как Эрол пытается разжечь костер. Юноша натаскал хвороста, бросил поверх несколько толстых сучьев и застучал кресалом по лезвию кинжала. Вспыхнув на миг, искры быстро гасли. Раздосадованный неудачей, паренек вытащил из сумки бутыль и плеснул из нее на сложенные шалашиком ветки.