Пленники (СИ)

Разрываемая противоречивыми чувствами и эмоциями, я не заметила, как мы дошли до комнаты, служившей мне тюрьмой. Перед дверью мужчина остановился, и я, наконец, услышала его голос.

— Противозачаточная. Выпейте, — он протянул мне таблетку, которую я послушно проглотила.

Дверь за моей спиной закрылась, и я осталась наедине со своими мыслями. Один только факт, что таблетку мне дал этот мужик, говорил о том, что этот козел заранее все спланировал до малейших мелочей. Все, что случилось, было задумано заранее. И я, как по нотам, сыграла уготованную мне роль. Случившееся было худшим из унижений, лучше бы он в очередной раз жестоко изнасиловал и избил меня, чем это.

Я потеряла бдительность и незамедлительно поплатилось за это. Как можно было расслабиться в компании человека, который мечтает сделать меня своей подстилкой? Сломить мою волю и превратить в послушную игрушку?

На душе было непередаваемо мерзко. За один единственный вечер он растоптал мою гордость и извалял душу в грязи. Никогда в жизни мне не было так стыдно перед собой. Я предала все свои принципы, отдалась своему насильнику, как какая-то шлюха. Господи! Как я могла?

Чтобы ни случилось, этого больше не повториться. Никогда и ни за что. Ни за что больше я не предам саму себя.

— Клянусь, — произнесла я сквозь слезы, что неконтролируемым потоком текли по щекам.

Глава 6. Криста.

Сколько я уже созерцаю стену напротив? Ответа на этот вопрос у меня нет. Ночью я так и не смогла нормально уснуть, лишь легкая дрема иногда окутывала меня. От омерзения к самой себе буквально передергивало. Стоило только закрыть глаза, как память услужливо подкидывала образы прошлого вечера.

В мозг буквально въелись эти воспоминания. Эти ощущения. Ну, да, глупо отрицать очевидное, моему телу это понравилось. Адриан наглядно показал, что его руки могут приносить как боль, так и наслаждение. Но это все неважно, абсолютно ничтожно, ведь я ненавижу его. Ненавижу всеми фибрами души.

Ощущение грязи непередаваемым. Казалось, она проникла под кожу, и ее уже никогда не смыть, как и запах тела этого ублюдка. Он, похоже, специально приказал не выводить меня в душ, чтобы я не могла отмыться от этих воспоминаний. Как же я тебя ненавижу, Адриан Джонсон!

Сильнее я ненавидела только себя. За слабоумие, безволие и предательские реакции слабого тела, на поводу у которых пошла.

Как я могла хоть на мгновение забыть о том, кто рядом со мной? Как могла получать удовольствие в объятиях этого дьявола? Он был бездушной тварью, но отрицать наличие хитрости и ума было невозможно. Он намеренно это сделал, все продумал, ведь его задача — сломить мою волю, подавить сопротивление. Ведь люди, которые не любят и не уважают себя, считающие, что не заслуживают чего-то хорошего — слабые личности. Ими, как правило, легко манипулировать, легко окончательно подавить. И к своему ужасу, я понимала, что после произошедшего моя вера в себя и мое самоуважение сильно пошатнулись, дали трещину.

Ну, ничего. Теперь я буду осторожна. Он может, что угодно делать с моим телом, но я никогда больше не ослаблю душевные баррикады. Я больше не дам телу взять верх над разумом. Главное, не забывать, кто рядом со мной, помнить про его низость и жестокость, черпать силы в ненависти, которую я питаю к этому ничтожеству.

Со скрипом дверь отворилась, и я увидела объект своих невеселых мыслей. Мужчина окинул меня похотливым взглядом и произнес:

— Раздевайся.

Что? Возмущение лишило меня дара речи. Он совсем охренел?

— Нет, — прошипела я.

Его брови удивленно поднялись. Несколько секунд он разглядывал меня, а потом сделал несколько шагов ко мне, вынуждая меня попятиться.

— Нет? — переспросил он. — Что значит, нет?

— А то и значит. Ты забыл, что я вчера тебе сказала? — я черпала силы в гневе и поэтому буквально выплевывала эти слова. — Так я тебе напомню, вчера был первый и последний случай, когда я что-то сделала добровольно для тебя. Я не твоя шлюха.

— Разве? — сощурил мужчина глаза, и температура в помещении упала на несколько градусов. — Ты именно моя игрушка, моя рабыня. И все будет так, как я захочу.

От его слов волосы вставали дыбом, потому что это было правдой. Мне нечего было противопоставить ему. Нечем ответить. Я пленница в этом подвале, и он сильнее меня физически. А самое мерзкое, я лично дала ему повод считать, что он близок к победе.

— Я никогда не стану твоей рабыней. Не надейся, — произнесла я, и, к моей злости, в голосе было меньше уверенности, чем я хотела.

— Пожалуй ты права, — задумчиво произнес он, — Тебе далеко до этого. Слишком непокорна, а я слишком добр. Я покажу тебе, что значит быть рабыней.

С этими словами он вышел из комнаты, громко хлопнув железной дверью. Я же стояла у облезлой стены, силясь понять, что сейчас это было. Одно было совершенно очевидно, ничего хорошего ожидать не стоит.

Он слишком добр? Он серьезно? Этот урод превратил мою жизнь в ад, отобрав, лишив меня всего, что было мне дорого, и называет себя добрым? А что значит, он мне покажет? Не знаю, единственное, в чем твердо уверена, хорошего ждать не стоит.