Оказалось, что рядом с тюфяком стоит низкий столик. Блэкуэлл медленно приподнялся. Он увидел чайник с горячим чаем, блюдо со свежими финиками и кусок козьего сыра.
В животе громко заурчало. Потекли слюнки.
Ксавье схватил чайник и принялся жадно пить, не замечая, что ароматная жидкость течет по бороде и груди. Выпив все до капли, Блэкуэлл набросился на финики. Никогда в жизни не ел ничего более вкусного!
— Ксавье! Ты очнулся!
Он замер. Он не верил своим ушам, своим глазам.
О, он не забыл ее. Хотя рабство едва не лишило его разума, ее облик всегда оставался в памяти, в самом потаенном уголке, она приходила к нему во сне. Он уже успел забыть, какая она на самом деле красивая. И какую бурю чувств вызывала в душе. Однако теперь все было иначе.
Теперь он ощутил нечто новое. Не просто физическое влечение или преклонение перед чрезвычайной отвагой. Нет, какой-то благоговейный восторг пробудился в душе.
А она заплакала, протянула к нему руки.
Ксавье кое-как отер бороду. Он не в силах был оторвать взгляда от этого прекрасного лица.
— Ты спасла мне жизнь…
— Знаю. — Она опустилась на пол рядом, но не смела дотронуться до него.
— Александра, — пробормотал он, не находя нужных слов, прислушиваясь к охватившему его чувству с радостью. И страхом. — Спасибо тебе.
— Теперь я владею твоей душой, — улыбаясь дрожащими губами, вдруг заявила она.
Ксавье ничего не понял.
— У китайцев есть поверье, если один человек спасает жизнь другому — он навсегда завладевает душой спасенного. — В ее глазах полыхал изумрудный огонь любви.
И Ксавье искренне опасался, что она сказала правду.
Вот уже в который раз Зу пробиралась к Зохаре в комнату. Зохара была сейчас у Джебаля — он пригласил жену пообедать, а если удастся, то и уговорить остаться на ночь.
В комнате было темно, и это обрадовало Зу. Ее сердце учащенно билось от страха и возбуждения. Правда, Мурад тоже был вместе с Зохарой у Джебаля, так что она могла спокойно пошарить в комнате у соперницы.
Зу не давала покоя маленькая блестящая лампа. Она догадалась, что Зохара ею очень дорожит, и надеялась использовать эту вещицу против нее. Мало ли, вдруг именно в ней-то и кроется ключ к прошлому американки! Зу решила разыскать медную лампу.
Она обшарила набитый одеждой ореховый шкаф. Правда, в этот раз соперница перепрятала свои странные вещи. Но Зу не теряла надежды, что рано или поздно Зохара проявит оплошность.
Сейчас в шкафу лежала только одежда, в том числе и бедуинский бурнус, который Зу обнаружила уже давно, но до сих пор не понимала, зачем он нужен американке. Теперь же толстуха злорадно ухмыльнулась. Если Зу покажет его Джебалю, то Зохаре несдобровать. В ящиках комода тоже ничего стоящего не нашлось.
Где же лампа? Та блестящая штука, что светилась в руках у Зохары, словно была заколдованная? И куда подевались все те странные вещицы, которые Зу едва успела рассмотреть? Тогда она лишь мельком видела необычный кожаный мешок и кучу непонятных мелочей на кровати. Единственное, что она толком углядела, была тоненькая синенькая книжечка. Конечно, Зу не умела читать по-английски и тем не менее сгорала от любопытства: что там могло быть написано?
Тут ей пришло в голову, что хозяйка могла перепрятать эти вещи в комнате у Мурада.
Зу уже подобралась к его двери, как вдруг та распахнулась ей навстречу. Зу замерла от неожиданности. Она совсем забыла, что там теперь живет новый раб.
Он стоял перед ней на пороге, держа в руках масляную лампу, и грозно спрашивал:
— Что ты здесь делаешь?
Зу переминалась с ноги на ногу. Раб удивительным образом изменился за какие-нибудь несколько дней. Или она просто не успела заметить, какой он широкоплечий, высокий, какой отличный самец? И она прошлась по его телу откровенным жадным взором. Хотя он все еще был тощим, удивительно развитая мускулатура и идеально сложенное тело возбуждали. Глаза были темными и смелыми. Похоже, он будет довольно красивым без бороды. А какая самоуверенность! Наверняка в прошлом он обладал немалой властью!
А еще он изъяснялся на английском, причем не на ломаном английском, употреблявшемся в Триполи, и не на том странном английском, на котором говорила Зохара. Он произносил слова немного невнятно, в нос. Такого Зу еще не слышала.
Может быть, она знает его? И акцент казался странно знакомым…
— Что ты здесь делаешь? — повторил он вопрос — теперь на ломаном арабском.
— Это мой дом. Я могу делать здесь все, что хочу. А тебе, раб, надо научиться себя вести! Обращайся ко мне «госпожа» и «Лили Зу», а не то пожалеешь!
Он недоверчиво посмотрел на незнакомку, а потом на валявшиеся на кровати вещи.
— Ах, как ты предан своей новой госпоже, — пропела Зу.
Раб ничего не ответил.
— И хотела бы я знать, каков ты будешь без этой своей бороды. — Зу подскочила к рабу вплотную, так что полу прозрачные газовые шаровары коснулись его босых ног. — Ты наполовину седой, но это часто бывает с рабами-европейцами еще в молодости. Сколько тебе лет?
— Двадцать восемь, — сказал он.