Пленница

Решив, что разбираться придется по ходу, она пришла в гостиную и обнаружила Таганцева лежащим на диване прямо в уличных ботинках. Он крепко спал, видимо, отключившись мгновенно, как только его голова коснулась подушки. Так, таз и гильотина временно откладываются.

Сашка стащила с него ботинки, тоже мокрые от набившегося внутрь снега, отнесла на кухню, поставила под батарею. Надо бы набить газетами, но лень их искать. Она водрузила стакан и воду на столик, стоящий рядом с диваном, накрыла Таганцева пледом, так что из-под него торчала только голова, прикрыла дверь и, вернувшись в свою комнату, нырнула Фоме под бок и тут же уснула.

Когда она проснулась, часы показывали полдень. Ничего себе, вот это называется «выспалась». Сашка вскочила с кровати и пошла на голоса, доносившиеся их кухни. Там за столом сидели Фома и Таганцев. У последнего лицо было бледное и помятое, глаза красные, но в целом выглядел он, учитывая все обстоятельства, не так уж и плохо.

— Жив? — спросила Сашка. — Фома, ты не представляешь, в каком виде он сегодня утром к нам заявился. Я думала, проспится — умирать будет. Аспиринчику ему заготовила.

— Жив, — буркнул Таганцев. Вид у него был виноватый или, как говорила Натка, как у нашкодившего кота. — За аспирин спасибо и за газировку тоже. Ты, Фома, приглядись внимательно к девочке, она в свои юные годы понимает, что нужно мужику в трудный для жизни период.

— Да я вроде пригляделся уже, — усмехнулся Горохов.

Сашка покраснела.

— Мать звонила? — спросил Таганцев напряженно.

— Конечно. Можно подумать, тебе нет.

— И мне звонила, — покаянно признался он. — Только я ни фига не помню, что она мне говорила. Пьяный уже был в зюзю. Звонок принятый в вызовах вижу, а содержание разговора выветрилось из головы, хоть убей.

— Не буду я тебя убивать, так и быть, — милостиво заявила Сашка. — Мать там развила бурную деятельность по спасению рядового Райана, то есть гражданки Российской Федерации Натальи Кузнецовой. Говорит, что все намеченное выполнила, согласно плану.

— А план какой? — Голос Таганцева звучал жалобно.

— Не говорит она, какой план. Обещала после рассказать, когда все будет позади. Сглазить не хочет, а может, думает, что телефоны прослушивают. Там у них в этой революционной Манзании все может быть. Говорит, что ела какой-то соус из лианы и пила португальское вино, а сегодня поедет проведывать тех мальчишек, которые отправили мне сообщение, что Натка в тюрьме.

— Вот именно, Натка в тюрьме, а Лена пьет вино и закусывает лианой, а еще проведывает чужих детей, в то время как ее собственные дети изводятся без мамы. Настена, конечно, еще мало что понимает, но она детдомовская, представь ее внутренний ужас, что мама больше не вернется. А Сенька с лица спал совсем. Татьяна Ивановна говорит, по ночам плачет, когда думает, что его никто не слышит.

Сашка вдруг взъярилась. У нее всегда сносило крышу, когда ей казалось, что кто-то наезжает на маму. А уж в нынешней ситуации позволить такую несправедливость она и вовсе не могла.

— Мама пьет вино и закусывает лианой после целого дня, который она пробегала по Африке, пытаясь вытащить свою младшую сестру из беды, в которой та в очередной раз оказалась по собственной безалаберности, — сказала она жестко. — И замечу, поехать туда мама смогла, потому что ее друг Виталий Миронов сделал эту поездку возможной в организационном плане, а уж про денежный я и вовсе молчу. И пока она там реализует план, который она же придумала и разработала, и подвергает свою жизнь опасности, которая в случае неправильных действий ей грозит не меньше, чем Натке, ты здесь нажираешься в баре, потому что твоя тонкая душевная организация не выдерживает тяжести момента. Ехал бы сам в Манзанию и делал все, что требуется.

Костя побледнел еще сильнее, хотя это и казалось невозможным.

— Я бы поехал, если бы мог, — пробормотал он. — Ты же знаешь, что нам запрещено выезжать за границу. У меня даже паспорта нет.

— А не можешь, так не обвиняй мою маму, которая решает эту проблему как может. — Сашка вовсе не собиралась жалеть Таганцева. — А что касается детей, так я замечу, что если бы не эти чужие, как ты выразился, дети, то мы бы вообще не узнали, что Натка в беде. Удивлялись бы, что она не звонит, но, зная ее безалаберность, несильно бы волновались. Это мальчишки догадались, как через мой блог подать сигнал SOS. И раз они тоже в беде, то мама и их спасает тоже. Во-первых, потому что иначе не может, а во-вторых, потому что этого требует простая благодарность.

— Да я глупость сморозил, прости, — покаянно сказал Таганцев. — У меня голова болит, поэтому я не соображаю ничего.

— Пить надо меньше, — умела Александра Кузнецова вбивать гвозди. Р-раз — и по самую шляпку. — И уж извини, если Настена так сильно переживает, что мама уехала, так зачем Натка вообще затеяла эту дурацкую поездку. Она про Настенькины чувства не думала, а моя мама, значит, должна.

— Ну все, хватит, — завопил Таганцев отчаянно. — Понял я уже все, понял. И ничего плохого в виду не имел. Все, спасибо за приют, я пойду.