Пленница дождя

Илья говорил тихо. У него вообще манера говорить была такая — приглушенная. И у Саши создалось впечатление, что он втягивает ее во что-то свое. Захотелось прервать этот полушепот. И она громко сказала:

— Мне пора идти!

И он покорно поплелся за ней в прихожую. Похоже, он давно не видел Лику. Он просто не представляет, в каком она состоянии. Не подозревает, НАСКОЛЬКО она далека от той Лики, которая на его картинах. Чудовищно далека.

Когда ее тоненькая иссохшая ручка дотронулась до Сашиной, то девочка почувствовала озноб. Ее сотрясала внутренняя дрожь, словно к ней прикоснулась сама смерть. Мать выглядела жалкой, беспомощной, маленькой. Они поменялись ролями.

В общежитии Сашу давно поджидала Настя. По тому, как долго не было подруги, та догадалась, что поиски к чему-то привели. И теперь изнемогала от любопытства.

Хотя слово «изнемогать» плохо подходило к Настиной позе. Она валялась на полу на груде раскрытых брошюр, болтала голыми ногами и ела черешню. В левой руке она держала толстенную книжку с пьесами Горького.

— Ну как? Нашла? Ты так долго, что я подумала… Настя вскочила. К ноге прилипла брошюра «Лев Толстой как зеркало русской революции». Настя отодрала брошюру и прыгнула на кровать.

— А ты тут с Толстым паришься?

— Да! Достали они меня, эти классики… Ну! Сашка! Не молчи же! Народ жаждет правды! Нашла?!

Саша кивнула. Настя вытаращила глаза.

— Ну? Она обрадовалась тебе? Удивилась? Ну, Сашка, что же ты молчишь, как пленный партизан? Вечно из тебя клещами вытягивать приходится! Колись сейчас же!

— Она не узнала меня. Ей соседка объяснила, кто я. Мы почти не говорили. Она уснула.

— Как — уснула? — опешила Настя.

— Она больна. Соседка перед моим приходом как раз сделала ей укол. Снотворное.

Саша поморщилась. Словами выходило все не так, как было на самом деле. Она не умела передать свое отчаянное состояние, свои чувства в тот момент, когда наконец увидела свою мать. Как что-то в душе воспротивилось это жалкое существо признать матерью, как бесприютная квартира поведала о том, что ее здесь не ждали. Не было никакого даже мизерного намека на то, что здесь ждали ее, Сашу. В своей квартире с бабушкой они то и дело устраивали ремонт, чистили окна. В такие мгновения Саша втайне надеялась, что это как-то связано с предстоящим приездом матери. Просто бабушка не хочет говорить, что тоже ждет ее. И Саша старалась вовсю. Мать явится, а у нее порядок. Мать может заглянуть в любой ящик, проверить, чем дочь занимается без нее. Заглянет, а там кругом все как надо. И в Сашином альбоме — мамины фотографии. Все аккуратно вставлены под пленку.

Здесь же, в запущенной, словно ничьей квартире Саша, ошарашенная встречей, держала в руках альбом (сунула соседка) и перебирала фотографии. Они были небрежно свалены между страницами — неподписанные, не разобранные по годам. Саша сначала даже с какой-то брезгливостью перебирала чужие снимки. А потом стала искать себя. Ведь должны же иметься у матери хотя бы младенческие Сашины фотографии. Вскоре поиски увенчались успехом. Она нашла знакомую фотографию, где Саша снята в детском саду на фоне аквариума с рыбками. На этом снимке у Саши упрямое и угрюмое выражение лица. Она не любила фотографироваться. Снимок Саша извлекла из-под кучи других, где снята мать с какими-то людьми. Эта деталь снова неприятно царапнула Сашу. Надо же! Мать небрежно свалила ее, Сашу, в кучу с другими, случайными людьми, ничем не выделила ее среди всех. И вероятно, так же редко смотрела этот снимок, как и все остальные.

Саша подняла глаза от альбома на женщину, лежащую сейчас на диване, и поняла, что больше всего хочет уйти отсюда.

Она захлопнула альбом и поднялась.

— Я приду завтра, — пообещала она соседке и поспешно сбежала вниз, во двор, где на лавочке ожидал ее бледный и унылый Илья.

В пересказе же этот эпизод выходил сухим, лишенным красок. Чужим. Но несмотря на это, Настя слушала подругу, открыв рот, готовая в любой момент заплакать или засмеяться. Саше стало неловко за то, что она такой сухарь в сравнении с Настей. Она перевела разговор на Настины занятия.

— О-о… Скукота! — Настя двинула пальцем ноги толстый том. Он заехал на брошюры. — Если только я не отвлекусь от этого, я сдохну, Сашка! Мы должны сегодня пойти куда-нибудь и оторваться!

— Погулять?

— Ну да, что-нибудь вроде этого. А то с ума можно сойти. Мы свободны, предки к порядку не призывают, никто нас не строит, домой можно вернуться во сколько хочешь, а я сижу и зубрю. Гружу свой нежный мозг литературой.

— Но твоя репетиторша…

— О! Не напоминай мне о ней! Это гюрза! Мымра в юбке! Она решила справить мое погребение под этими фолиантами! Но это ей не удастся! Иначе я скоро начну говорить стихами и думать на языке древних славян. Ну нет! Мы сегодня же идем в ночной клуб. Долой литературу! Доставай свои тряпки! — скомандовала Настя и вывалила на кровать все, что имелось в ее сумке.

Саша последовала ее примеру.

— Да… Негусто.

Настя вытянула из полученной массы несколько более-менее ярких тряпочек.

— Будем комбинировать.