Пленницы судьбы

Семейная жизнь супругов началась при драматических обстоятельствах. Бецкой, узнав о намерении своей воспитанницы выйти замуж, был вне себя от гнева, но пойти против воли государыни Екатерины, одобрившей этот брак (и, вероятно, знавшей о далеко идущих намерениях Ивана Ивановича), он не мог. Потрясенный Бецкой пытался отвратить девушку от этого брака, говорил гадости о Ржевском, умолял пожалеть его, старика. Поначалу Глафира послушалась и было отказала Ржевскому, потом передумала и публично объявила о своем согласии. Императрица против этого альянса не возражала, и свадьба была сыграна. И тогда Бецкой, видя, как рвутся последние ниточки, которыми он был связан с Алымушкой, умолил молодых поселиться в его доме. Счастье еще, что эта затея не кончилась кровавой драмой. Супруги вскоре были вынуждены съехать из дома благодетеля — Бецкой вел себя ужасно, деспотично, бесцеремонно, стремился опорочить мужа в глазах его юной жены. С отъездом Глаши Бецкой заболел. Ржевская навещала больного, ее сердце разрывалось от жалости к старику, но она не могла вернуться к нему или подчиниться его ревнивым требованиям. «Никто в мире не любил меня так сильно и с таким постоянством, — писала Алымова-Ржевская. — Он мог сделаться моим мужем, служить моим отцом, благодетелем, но, по собственной вине не достигнув своих целей, он стал играть роль моего преследователя».

Потом Ржевские, в сущности, бежали от ревнивого старика в Москву — туда, где он их не мог достать. Так дороги Алымушки и Ивана Ивановича окончательно разошлись... Конец таких историй известен. Для Алымовой-Ржевской началась новая жизнь в мире придворных удовольствий, интриг, кокетства. Для Бецкого все было иначе: его ждало медленно засасывающее душу и тело холодное болото одинокой старости, провалы в памяти, слепота. В письме своему вечному адресату Мельхиору Гримму в 1794 году Екатерина II так описывает своих старых придворных, помнивших, как она, юная принцесса, приехала в 1744 году в Россию. Почти все свидетели появления ее уже умерли, осталось только несколько человек. Среди них «слепой, дряхлый Бецкой, [который] сильно заговаривается и все спрашивает у молодых людей, знали ли они Петра I». Прожив необыкновенно длинную жизнь, парализованный Иван Иванович умер в возрасте 91 года. Вспоминал ли он свою единственную любовь, плакал ли он над ней, мы не знаем и не будем досочинять...

Ржевские жили долгие годы счастливо, весьма мирно, воспитывали трех сыновей и дочь, родившихся в этом браке. Не забывала Алымушка и свои старые связи при дворе, пользовалась расположением Екатерины и даже добилась, чтобы ее дочь Марию пожаловали во фрейлины. Когда в 1796 году на престол вступил Павел I, Алымова пыталась вернуть прежнее расположение государя и возвратилась ко двору вслед за мужем, получившим новое место в столице. Но тут она ввязалась в какие-то придворные интриги, рассорилась с Нелидовой и другими влиятельными дамами двора. В своих записках она упирает более всего на свое отвращение к интригам, бескорыстие и простоту. Но этому верить нельзя: сама она была опытной интриганкой, завистливой и тщеславной, всюду искала такого положения, которое, как она проговаривается в мемуарах, было бы «полезно детям моим», да и ей самой. Но и на этот раз ее интриги не увенчались успехом, и она проиграла в борьбе с ей подобными. Не сложилась и карьера мужа. При Павле I он был в Петербурге судьей, но допустил какие-то ошибки, и в конце царствования государя Ржевские впали в немилость, что по тем временам было заурядным событием — непредсказуемое поведение и дикий нрав позднего Павла хорошо всем известны. Удрученный своим положением Ржевский умер, оставив, как писали в те времена, «у гроба своего безутешную вдову», получившую, впрочем, от нового государя Александра I большую пенсию за мужа и 63 тысячи рублей на уплату многочисленных долгов покойного супруга.

Скорбь Глафиры Ивановны была недолгой, и вскоре она вышла замуж вторично. Этот брак, как и все ее предыдущие матримониальные истории, не был бесспорным с точки зрения тогдашней морали. Она завязала роман с молодым человеком, а затем вознамерилась выйти замуж за своего любовника — он был младше Глафиры лет на двадцать, да к тому же не дворянин. Его звали Ипполит Петрович Маскле, он был савоец, учитель французского языка, переводил с русского на французский басни Хемницера и Крылова, чем и известен в истории русской литературы.